Будут ли адские муки вечными? Согласно Библии вечный не ад и мучения (адские муки), а огонь, дым

Семь лет назад сайт «Православие.Ру» опубликовал мою статью «Святые отцы и “оптимистическое богословие”». Поступившие после этого отзывы читателей, а также более серьезное знакомство со святоотеческим наследием и с затронутой в статье проблемой позволили мне существенным образом переработать и расширить ее: появилась новая глава, другие дополнены святоотеческими свидетельствами; рассмотрены некоторые аргументы противников церковного учения о вечности загробного воздаяния, исправлены отдельные неточности. Кроме того, учтено, что некоторые авторы, упомянутые в первоначальной версии статьи, в течение последних лет существенно скорректировали свои взгляды по данному вопросу.

В Священном Писании о вечности грядущего наказания для грешников говорится неоднократно и вполне определенно: «И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление» (Дан. 12: 2); «И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную» (Мф. 25: 46); «Кто будет хулить Духа Святаго, тому не будет прощения вовек, но подлежит он вечному осуждению» (Мк. 3: 29); «Не познавшие Бога и не покоряющиеся благовествованию Господа нашего Иисуса Христа… подвергнутся наказанию, вечной погибели» (2 Фес. 1: 8, 9).

С особой силой эту истину подтвердили впоследствии святые отцы и Соборы Церкви.

«Кто говорит или думает, что наказание демонов и нечестивых людей временно и что после некоторого времени оно будет иметь конец или что будет после восстановление демонов и нечестивых людей, - да будет анафема», - так звучит 9-й анафематизм против оригенистов, предложенный святым Юстинианом Великим и принятый Поместным Константинопольским Собором 543 года.

Идея всеобщего спасения (всех людей и всех бесов) была осуждена и 12-ым анафематизмом V Вселенского Собора: «Кто утверждает, что силы небесные и все люди, и даже злые духи соединятся с тем Бог-Словом, в котором нет никакого вещества… - да будет анафема». Впоследствии общее осуждение неправославных мнений Оригена подтвердили отцы Трулльского Собора 692 года, а также VI и VII Вселенских Соборов.

Этих неправославных мнений Оригена было несколько, из них наиболее известные - предсуществование душ, множественность миров, всеобщий апокатастасис. Мнение, осужденное 9-ым анафематизмом, - о конечности адских мук - высказывал не только Ориген. Помимо него эти же мысли можно обнаружить у Дидима Слепца, святого Григория Нисского, Евагрия Понтийского, Феодора Мопсуестийского и Диодора Тарсийского. И Церковь всегда бескомпромиссно противостояла этому мнению.

Богословские споры о неправославных мнениях Оригена начались, насколько можно судить по некоторым источникам, еще при жизни последнего и позднее, к концу III века, с обстоятельной критикой богословских идей Оригена выступили: с позиций александрийского богословия - святой Петр, с позиций малоазийского богословия - святой Мефодий, а с позиций антиохийского богословия - святой Евстафий , а еще 100 лет спустя, около 400 года, состоялось целых четыре Поместных Собора, осудивших учение Оригена: Александрийский, под председательством патриарха Феофила; Римский, под председательством папы Анастасия I ; Кипрский, под председательством святого Епифания , и Иерусалимский. Причем, по сообщению Сульпиция Севера, свидетеля одного из них, как раз идея об апокатастасисе вызвала наибольшее возмущение, вспыхнувшее тогда, «когда епископы читали многие отрывки из его (то есть Оригена. - Ю.М. ) книг… и воспроизвели одно место, в котором утверждалось, что Господь Иисус… муками Своими даже прегрешения диавола искупил. Ибо так это по доброте и милосердию Его присуще, что, если жалкого человека Он преображает, то и падшего ангела тоже освободит» .

Патриарх Феофил Александрийский сообщает в своем окружном послании о решении Александрийского Собора 400 года: «Книги Оригена были прочитаны перед Собором епископов и единодушно осуждены». По его примеру папа Римский Анастасий созвал Собор в Риме, о решении которого пишет в письме к Симплициану: «Мы сообщили, что все написанное в минувшие времена Оригеном, которое противоречит нашей вере, нами отвергнуто и осуждено». Тогда же был созван Иерусалимский Собор, и палестинские епископы написали патриарху Феофилу: «Оригенизма нет среди нас. Учения, которые вы описали, мы никогда не слышали здесь. Мы анафематствуем тех, кто придерживается таких учений» .

Наконец, в тот же год состоялся и Кипрский Собор, под председательством святителя Епифания, который тоже осудил оригенизм. Созомен упоминает, что святитель Епифаний Кипрский «в собрании кипрских епископов запретил чтение Оригеновых книг; потом написал определение об этом и другим епископам, и Константинопольскому, убеждая их созвать Соборы и утвердить то же самое» (Церковная история. VIII, 14). Святитель Епифаний, как явствует из его сочинений, считал мысль о возможности восстановления дьявола одним из главных заблуждений Оригена , и очевидно, что идея временности адских мук была осуждена на Кипрском Соборе.

На Востоке Оригена также порицали святитель Александр Александрийский и святитель Афанасий Великий , на Западе - блаженный Иероним и блаженный Августин.

В православной аскетике противодействие распространению идей Оригена было не менее широко: начиная с преподобного Пахомия Великого (запрещавшего читать своим ученикам произведения Оригена), включая таких знаменитых подвижников-критиков оригенизма, как преподобные Варсонофий Великий и Иоанн, Симеон Юродивый, Нил Синайский, Викентий Лиринский, и кончая преподобным Саввой Освященным, при непосредственном участии которого эти споры были завершены постановлением V Вселенского Собора, который, не внося чего-то нового, подтвердил аналогичные решения прежних Поместных Соборов . И после него то же осуждение было повторено на Латеранском Соборе 649 года, созванном святым папой Мартином I , и, уже независимо от имени Оригена, Константинопольским Собором 1084 года, который постановил:

«Всем, которые принимают и преподают другим ложные и языческие мнения… будто мучению грешников в будущей жизни будет конец и будто творению и человечеству предстоит вообще восстановление; и таким образом Царствие Небесное представляют разрушимым и преходящим, тогда как Сам Иисус Христос и Бог наш передал нам учение, что оно вечно и неразрушимо, и мы на основании всего Священного Писания как Ветхого, так и Нового Завета веруем, что муки будут нескончаемы и Царствие Небесное вечно; тем, которые таковыми своими мнениями и себя самих погубляют, и других творят общниками вечного осуждения, анафема» .

«После строгого осуждения оригенизма богословской мысли была дана определенная норма, которой она должна была руководствоваться при раскрытии эсхатологических истин. Неудивительно поэтому, что учение о всеобщем апокатастасисе в дальнейшей истории христианской письменности не имело приверженцев» .

«Оптимистическое» богословие

Однако спустя долгое время идея всеобщего восстановления вновь возродилась у ряда православных богословов ХХ века . Это возвращение «оптимистической эсхатологии» происходило по-разному, но во многом оно было вызвано потребностью по-новому осмыслять положение Православия в инославном окружении. С этим связан тот факт, что, как правило, активными сторонниками этого заблуждения были богословы, жившие в эмиграции.

Экуменический контекст явился первым толчком для возвращения концепции апокатастасиса. В том, какое искажение получала экклезиология в общих экуменических установках богословов эмиграции (мы говорим о признании или, по крайней мере, о допущении равноспасительности иных конфессий/религий) изначально скрывалась логическая необходимость преодоления догмата о вечности адских мук. Второй фактор, еще более значимый, - влияние идей софиологии, к которой многие из богословов-«оптимистов» были неравнодушны. Смысл «софийного всеединства» предполагал те же метафизические предпосылки всеобщего восстановления, что и классический оригенизм.

Выкопанные и очищенные от пыли веков идеи апокатастасиса оказались столь широко популярны среди недовоцерковленной православной интеллигенции, что даже угодили в «православный катехизис» «Жив Бог», изданный членами парижского православного братства в 1979 году. Катехизис вызвал большой интерес на Западе и в 1990 году был переведен на русский язык. Авторы данного вероучительного произведения без обиняков заявляют:

«Скажем прямо: идея вечного ада и вечных мучений для одних, вечного блаженства, безразличного к страданию, для других не может больше в живом и обновленном христианском сознании оставаться таковой, какой ее некогда изображали наши катехизисы и наши официальные учебники богословия. Это устаревшее понимание, пытающееся опираться на евангельские тексты, трактует их буквально, грубовато, материально, не вникая в их духовный смысл, сокрытый в образах и символах. Это понятие становится все более и более нетерпимым насилием над совестью, мыслью и верой христианина. Мы не можем допустить, что Голгофская жертва оказалась бессильной искупить мир и победить ад. Иначе нужно было бы сказать: все творение - неудача, и подвиг Христа тоже неудача. Давно пора всем христианам совместно засвидетельствовать и раскрыть свой интимный в этой области мистический опыт так же, как и их духовную надежду, а быть может, их возмущение и ужас относительно изложенных в человеческих образах материалистических представлений ада и Страшного суда. Давно пора покончить со всеми этими чудовищными утверждениями прошедших веков, которые творят из нашего Бога любви то, чем Он не является: “внешнего” Бога, Который лишь аллегория земных царей и ничего больше. Педагогика устрашения и ужаса больше не эффективна. Наоборот, она загораживает вход в Церковь многим из тех, кто ищет Бога любви» .

Подобные утверждения можно найти и у наших соотечественников .

Как видим, амбиции «оптимистов» заявлены вполне открыто и довольно агрессивно.

Первое, что настораживает в позиции «эсхатологических оптимистов», - это та точка зрения, с которой они рассматривают проблему: с позиции людей, которые твердо знают, что уж они-то в ад точно и ни при каких условиях не попадут. Выглядит все это так, будто, стоя одной, если не двумя ногами уже в раю, «оптимисты» щедро расточают милосердие Божие, придумывая, под каким бы предлогом помиловать несчастных падших ангелов и тех из людей, кому повезло чуть меньше, чем им самим.

Хотелось бы верить, что после Страшного суда и всеобщего воскресения богословы-«оптимисты» вкупе со своими приверженцами действительно окажутся по правую сторону. Но писания их составлялись в сем бренном теле и для носящих такие же бренные телеса, а потому немаловажно отметить, что угол зрения, выбранный ими, кардинально иной по сравнению с тем, которого придерживались святые отцы: «Все спасутся, один я погибну». Просветленные личной святостью и сугубой благодатью Божией, величайшие умы христианства подходили к сей тайне с великим смирением, непрестанно «держа ум во аде и не отчаиваясь» (преподобный Силуан Афонский); «я пребываю там, где сатана» (авва Пимен). Такой подход начисто исключает всякую почву для возникновения идей конечности адских мук, ибо вскрывает глубокую нравственную порочность «оптимистической» позиции: все мы прежде всего подсудимые и любое рассуждение о неизбежности «амнистии» некорректно - это покушение на милость Судии.

Если бы «эсхатологические оптимисты» понимали это и следовали святым отцам, не было бы предлога к реанимации полузабытой ереси, не было бы нужды и в настоящей статье. Но поскольку этого понимания не наблюдается, и богословы-«оптимисты» продолжают упорствовать в своем заблуждении, более того, развивать его и настаивать на обязательном для всех христиан отказе от исконного учения Церкви, как мы видели на примере процитированного катехизиса, то придется и нам рассмотреть их аргументы.

Аргументация, используемая для подтверждения упомянутой идеи, может быть разделена на три типа: метафизическая, нравственная и юридическая.

Метафизическая аргументация: «Царствие будущего века есть восстановление мира в первозданное состояние»

«Во Второе пришествие и последнее свершение времен вся совокупность мироздания войдет в полное единение с Богом» ; «После воплощения и воскресения смерть неспокойна: она уже не абсолютна. Все теперь устремляется к “άποκατάστασις των πάντων” - то есть к полному восстановлению всего, что разрушено смертью, к осиянию всего космоса славой Божией, которая станет “все во всем”» ; «Каждая человеческая жизнь всегда может возобновиться во Христе, как бы ни была она отягчена грехами; человек всегда может отдать свою жизнь Христу, чтобы Он вернул ее ему свободной и чистой. И это дело Христа простирается на все человечество за видимыми пределами Церкви» . «Вечность есть Бог, божественная жизнь» , следовательно, те, кто находятся вне Бога, не могут пребывать в этом состоянии вечно и через какой-то период неизбежно будут восстановлены.

Таковы типичные примеры попыток метафизического обоснования «эсхатологического оптимизма». Так как в своей основе восходят они все к той же оригенистской схеме, не лишним представляется вспомнить посвященные ей слова о. Георгия Флоровского:

«Весь пафос Оригеновой системы заключается в том, чтобы снять, отменить загадку времени. Именно в этом интимный смысл его знаменитого учения о “всеобщем восстановлении”, об апокатастасисе. У Оригена это учение о “всеобщем спасении” определяется вовсе не моральными мотивами. Это, прежде всего, метафизическая теория. Апокатастасис есть отрицание истории. Все содержание исторического времени рассеется без памяти и следа. И “после” истории останется только то, что уже было “прежде” истории» .

К тому же выводу мы придем, если остановимся внимательнее на самой посылке восстановления в метафизической аргументации «оптимистов».

Не совсем понятно, почему идею «возвращения к тому, что было прежде», они считают христианской? Церковь ожидает огненного преображения жизни мира в царствие будущего века, а не неотвратимого всеобщего возвращения в первобытное состояние. Ни о каком возвращении кого бы то ни было в первобытное состояние речи вообще нет. Господь скажет: «Се, творю все новое» (Откр. 21: 5), а не «се, восстанавливаю старое».

Бог, «как создал несуществовавших, так воссоздаст получивших бытие - созданием, которое божественнее и выше прежнего», - cвидетельствует святитель Григорий Богослов . Святитель Епифаний Кипрский, говоря о будущем преображении мира, приводит такой образ: оно будет подобно «изменению младенца в мужа совершенна» . Посылка богословов-«оптимистов» о возвращении мира в утробу первозданности прямо противоположна этой святоотеческой перспективе. По сути, это все то же отрицание истории, обнажающее нехристианские корни данной метафизической схемы. Поэтому-то сама эта посылка и была осуждена отдельным пунктом на V Вселенском Соборе: «Кто говорит, что жизнь духов будет подобна жизни, которая существовала от начала, когда духи не были еще падшими и погибшими, и что конец будет подлинной мерой начала (выделено нами. - Ю.М .), да будет анафема» (15-й анафематизм) .

Святоотеческое видение загробной участи человека можно охарактеризовать как симметричное. Вечному раю соответствует вечный ад, вечному бытию с Богом соответствует вечное бытие без Бога. Именно к этой симметричности апеллировали многие святые отцы в споре со сторонниками мнения о конечности адских мук. «Ибо если будет когда-нибудь конец мучению, - пишет святитель Василий Великий, - то и вечная жизнь, без сомнения, должна иметь конец. А если не смеем думать сего о жизни, то какое основание полагать конец вечному мучению?» «Как наказания вечны, так и вечная жизнь не должна иметь впоследствии какого-либо конца» (блаженный Иероним Стридонский) . Согласно этому видению, вечный ад существовал бы как потенция даже в том случае, если бы от Бога не отпал ни Люцифер, ни прародители рода человеческого. Как потенция, обусловленная свободной волей сотворенных существ, он существовал бы, даже если бы в нем не оказалось никого.

Из богословов-«оптимистов» один лишь о. Сергий Булгаков честно признавал наличие у отцов Церкви именно такого видения и столь же честно признавался, что не согласен с ним, при этом совершенно бездоказательно приписав такому отеческому видению понимание вечности как особого рода временности. На самом же деле учение Церкви как раз, напротив, является вполне последовательным отрицанием всякой временности в вечности: «Мы же должны будем пойти с бесами туда, где огнь неугасимый… и не на несколько времени или на год, и не на сто или тысячу лет, ибо мука не будет иметь конца, как думал Ориген, но навсегда и навечно, как сказал Господь» (преподобный Феодор Студит) .

Здесь мы подходим ко второму следствию метафизической аргументации неооригенистов - отрицанию производительности свободной воли. «Принять вместе с Оригеном, что зло в конце концов исчерпает себя и бесконечным пребудет лишь Бог, - значит забыть об абсолютном характере личной свободы: абсолютном именно потому, что эта свобода - по образу Божию» .

С точки зрения православного богословия, человеческая свобода, по точному выражению о. Георгия Флоровского, должна включать в себя и свободу принять решение даже против Бога, «ибо не насилием и самовластием, но убеждением и добрым расположением уготовляется спасение человеков. Потому всякий полновластен в собственном своем спасении, чтобы и увенчиваемые, и наказываемые справедливо получали то, что избрали» (преподобный Исидор Пелусиот) . «Бог почтил человека, даруя ему свободу, - пишет святитель Григорий Богослов, - чтобы добро принадлежало лично тому, кто его выбирает, не меньше, чем Тому, Кто положил начало добра в природе» .

Упомянутый нами о. Сергий Булгаков, наиболее серьезно разрабатывавший «оптимистическую» аргументацию, признавал наличие такой проблемы. По его мнению, она должна была решаться тем образом, что «такая свобода… не имеет в себе устойчивости как напрягающаяся самость. Свобода во зле предполагает судорожное волевое усилие непрерывного бунта, почему с нее и можно сорваться. “Вечные муки” имеют лишь отрицательную вечность, это только тень, отбрасываемая самостью. Нельзя поэтому признать за ними положительной силы вечности, а потому и нельзя утверждать их неуничтожимость» .

Однако здесь все высказываемые положения сомнительны и бездоказательны, начиная с постулируемой неустойчивости «отрицательной свободы» и кончая предлагаемым о. Сергием введением двух вечностей - положительной и некоей отрицательной, которая является «ущербной» в сравнении с первой, а также предполагаемой возможностью «сорваться» в вечности с бытия вне Бога к бытию с Богом и в Боге .

Несколько отступая в сторону, следует признать, что современная критика теории апокатастасиса, как правило, и ограничивается одним лишь этим пунктом, в чем, безусловно, заключается ее слабость. Выглядит это так, будто современные богословы стыдятся со всей ясностью указывать на то, что «эсхатологический оптимизм» недвусмысленно попирает исконно христианское, имеющее глубочайшие библейские и святоотеческие основания понимание адских мук, прежде всего, как воздаяния. Приводит это к весьма печальным результатам: вследствие такого однобокого акцентирования на свободе личности возникает впечатление, что для спасения достаточно только лишь возжелать быть с Богом, а это, безусловно, является заблуждением, ибо в таком случае лишается всякого смысла и аскеза, и совершенствование в заповедях, и, в конечном счете, само существование Церкви и христианства.

Святоотеческой критике апокатастасиса такой нездоровый крен не свойственен. Она, органично вырастая из библейского богословия, сосредоточена как раз вокруг истины Божественной справедливости. Примечательно, что, по приведенной выше мысли преподобного Исидора Пелусиота, свобода личности обусловлена именно этой справедливостью. И поборникам «эсхатологического оптимизма» мы должны вслед за отцами Церкви сказать: да, всеобщего спасения не может быть, потому что оно несправедливо. Конечно, никто не будет завидовать щедрости Работодателя, когда Он одинаково наградит работников единодесятого часа и вытерпевших зной и тяжесть дня. Но речь в любом случае идет о работниках, а не о бездельниках.

Наконец, в качестве третьего пункта можно указать, что отрицание свободной воли приводит к отрицанию и самой Божией любви, за которую на словах так ратуют эсхатологи-«оптимисты»: «Концепция всеобщего спасения, отрицая вечность ада, игнорирует одновременно и непостижимую тайну любви Божией, которая превыше всех наших рациональных или сентиментальных концепций, и тайну человеческой личности и ее свободы. Любовь Бога предполагает полное уважение к Своим созданиям, вплоть до “вольного бессилия” отказать им в свободе» .

Таким образом, позиция сторонников апокатастасиса ведет не только к отрицанию ценности человеческой свободы, но и к отрицанию как Божественной справедливости, так и Божественной любви. Совершенно напрасно некоторые современные богословы до крайности противопоставляют эти два атрибута, пытаясь представить их как взаимоисключающие. Ни Писание, ни Предание Церкви не говорит нам о таком категоричном противопоставлении. Одно не может отрицать другого, поскольку Божественная справедливость есть одно из выражений Божественной любви.

«Изложенное учение святых отцов Церкви о возмездии объясняет, почему в их умах никогда не возникала та раздвоенность, то противоречие между правосудием и любовью Божественной, которое никак не могли разрешить различные еретические секты… Правду Божию отцы, согласно с Писанием, понимали не в смысле карающего гнева, а в смысле такого свойства Божия, по которому Бог каждому свободному существу воздает по делам его, то есть сообразно тому, куда человек сам себя определил… Правда Божия руководится не чувством оскорбления, а нравственным достоинством бытия . Эта-то правда и не может противоречить любви, ибо понуждается она не желанием удовлетворения, исключающим любовь, а прямой невозможностью, не отрицая Себя, даровать мир и жизнь беззаконию» .

(Продолжение следует.)

Ад существует для совместного наказания грешников и дьяволов, казнимых и палачей. Противоречивое существо Сатаны совмещает в себе качества и обязанности, по первому взгляду, казалось бы, непримиримые. Первая причина зла в мире, неустанный подстрекатель греха и вечный соблазнитель душ, он в то же время оказывается и главным палачом человечества, карающим зло и искупающим грех через справедливое возмездие.

Нет в жизни человека проступка настолько мелкого, в уме - мысли настолько незначительной, чтобы демоны их не поймали и не сохранили в своей цепкой памяти, если есть в них хоть намек, на грех. Святой Августин видел однажды дьявола, несшего на плечах огромную книгу, в которой были записаны все грехи человеческие. Но чаще дьявол является, вместо такого гроссбуха, со специальной особой книгой для грехов каждого грешника. Книгу эту, черную и увесистую, он противопоставляет маленькой золотой книжке, в которую ангел–хранитель с любовью записывает заслуги и добрые дела человека. К весам божественного правосудия дьяволы тащат свою книгу шумной оравой и с треском гневно швыряют ее на чашку весов, но маленькая книжка ангела - хранителя всегда перетягивает их том. Во многих средневековых церквах, например, в Гальберштадтском соборе, изображен на картинах дьявол, записывающий имена тех, кто во время богослужения спит, разговаривает или нарушает благочиние. В «Житии» св. Аикадра мы читаем, как один бедняга нарушил святость воскресного дня тем, что вздумал остричь волосы. И что же? Сейчас же явился дьявол, и домашние видели, как он притаясь в углу, поспешно записывал совершенный грех на листке пергамента.

Обыкновенно, грешник, не удостоенный помилования; отбывает свою кару в аду. Но бывали случаи, что Сатана, захватив грешника на месте преступления, расправлялся с ним еще при жизни, предупреждая божественное отмщение. Так задушил он св. Регула, унес убийц св. Годегранда, одна потаскушка, пытавшаяся вовлечь в грех св. Илию Пещерника, получила от дьявола жесточайшую трепку. По словам Лиутпранда, дьявол избил до смерти порочнейшего из пап Иоанна XXII, застав его в постели в объятиях наложницы, причем, не принял во внимание даже любезности, с которыми этот первосвященник, покуда был жив и здоров, имел обыкновение пить за столом своим, его, дьяволово, здоровье. Монах Филипп из Сьены рассказывал историю одной тщеславной красавицы, имевшей обыкновение проводить целые часы за туалетом, украшая свою прелестную особу. Дьявол так ее изуродовал, что несчастная умерла от стыда и страха. Это случилось в Сьене в 1322 г. по р. х. А 27 мая, 1562 г. в 7 часов вечера в Антверпене дьявол задушил одну девушку за то, что она, будучи приглашена на свадьбу, посмела купить себе полотна по девяти талеров аршин, чтобы сшить воротник в сборку веером, как тогда носили. Часто дьявол бьет, душит или уносит тех, кто выказывает неуважение к мощам или смеется над священными обрядами; входит в тело тех, кто невнимательно слушает священную службу либо, к великому стыду виновных, во всеуслышание обличает их в тайных грехах. Часто бешенство дьявола насыщается не ранее того, как он натешится над трупом грешника. Много ужасных историй рассказывалось о телах, вихрем выброшенных вон из церкви, или адским огнем сожженных в своей могиле, или растерзанных на куски. О «растерзанного Фауста кусках» говорит заключительная сцена трагедии Марло.

Иногда даже честное погребение грешника не помогает ему. Могила его проваливается и тело вместе с гробом падает прямо в ад, откуда несчастного могут выкупить разве только бесчисленные панихиды, сорокоусты, заупокойные обедни, милостыня, строение церкви и пр. Это сюжет древнерусского «Сказания о Щилове монастыре, иже в Великом Новгороде». Посадник Щило нажился от ростовщичества, хотя и сравнительно умеренного: «имаше же лихвы на 14 гривен и 4 деньги точию по единой денге на год, боле же того отнюдь не имаше». На деньги эти он выстроил церковь.. Епископ «Иван», узнав происхождение денег, рече ему: уподобился еси Исаву, лестию взем благословение от мене на таковое божественное дело; ныне же повелеваю ти ити в дом свой, и повеле (и) у здания своего в стене устроити гроб, и повежь вся своя тайны отцу своему духовному, и вздев срачицу и саван и вся яже суть подобна на погребание мертвым, и ляси в создании своем во гробе оном, и повеле (и) и надгробное отпети, и бог всех нас сведый тайная сердец, елико хощет, то и сотворит, мы же ко освящению готови будем. Щил же в недоумении велице быв, рыдаа и плачася иде в дом свои, повеления же святителева не сме преслушати, вскоре вся повелевает устроити заповеданная святителем. Егда же надгробное пение соборне отпеша над ним, внезапу не обретеся гроб с положенным в нем и бысть в том месте пропасть. Святителю же пришедшу на освящение церкви по молению Щилову и видит страшное оно и ужасное видение страха и трепета исполнь и повеле иконописцем написати вапы на стене, видение поведающе о брате Щиле во адове дне над всем гробом его, и несвященну церковь повеле запечатлети, дондеже изволит бог о нем своего человеколюбия смотрением, и отъиде в дом святей Софеи». Сын Щилов, чтобы вызволить провалившегося в ад родителя, по совету епископа, заказывает сорокоусты в 40 церквах. По истечении 40 дней - «видит в надстенном писании, иже над гробом, Щила во аде во гробу, главу же его вне ада». После второго приема сорокоустов, надстенное писание возвестило, что Щило выбрался из пекла уже до пояса. После третьего - «виде в надстенном писании Щила вне ада с гробом всего изшедша; такоже и гроб его верху земли обретеся над пропастью, пропасти же не бе видети, во гробе же весь цел обретеся, якоже и положен».

Св. Тереза вымолила однажды у бога разрешение немножко попробовать адских мук. Даже шесть лет спустя после этой, дарованной ей милости, воспоминание испытанных страданий леденило ее ужасом.

Много есть историй о грешниках, выходивших из ада на короткий срок с единственной целью предостеречь живущих о невыразимых муках, которыми свирепствует ад. По рассказу Якова Пассаванти, сэр Ло, профессор философии в Париже, имел ученика - «острого и тонкого в диспутах, но гордого и порочного в жизни». Студент этот умер, но несколько дней спустя явился своему профессору и сообщил, что он осужден и терпит муку в аду. Чтобы дать профессору хоть малое представление об испытываемых им страданиях, мертвец стряхнул со своего пальца на ладонь учителя капельку пота, и она «прожгла руку насквозь со страшной болью, подобно пламенной и острейшей стреле».

По словам богословов адские мучения не только вечны во времени, но и не менее настойчивы в пространстве - в том смысле, что нет в существе грешника такой, хотя бы малейшей, частицы, которая не испытывала бы невыносимых страданий, всегда одинаково напряженных. Главным орудием адской казни был огонь. Ориген, Лактанций, Иоанн Дамаскин почитали адский огонь чисто духовным и метафорическим. Но большинство св. отцов

держалось за его материальность, а бл. Августин утверждает, что, если бы все моря хлынули в ад, то все–таки бессильны были бы умягчить ярый жар ужасного пламени, вечно там пылающего. Во всех без исключения славянских языках, а также в новогреческом и многих германских наречиях ад (пекло, pissa, bech, pokol, smela и т. д.) напоминает о происхождении своем от горящей смолы. «Все в огне гореть будете неугасимом. Все в смоле будете кипеть неутолимой», - сулит в «Грозе» сумасшедшая барыня… Кроме огня, есть в аду и лед, яростные ветры, проливные дожди, ужасные чудовища и тысячи видов мучений, которые выдумывают дьяволы для жертв своих. Св. Фома доказывает, что это их право и долг, - поэтому они делают все, чтобы пугать и мучить грешников, а в довершение страданий злобно смеются и издеваются над ними. Главное мучение грешников состоит в том, что они навеки лишены лицезрения божьего и знают о блаженстве святых. В последнем пункте, впрочем, мнения расходятся. Некоторые авторы утверждают, что святые–то видят муки грешников, но грешники не видят блаженства святых. Св. Григорий Великий находит, что страдание грешников приятное зрелище для праведных, а Бернард Клервосский основывает это положение на четырех причинах: 1) святые радуются, что столь ужасные муки не выпали на их долю; 2) они успокоены, что, раз все виновные наказаны, им, святым уже нечего бояться никаких козней, ни дьявольских, ни человеческих; 3) в силу контраста, их блаженство кажется еще более совершенным; 4) то что нравится богу, должно нравиться и праведным. Уже в VI и VII веках появляются попытки к реализации этого воображаемого зрелища. Монах Петр, о котором вспоминает Григорий Великий в одном из своих диалогов, видел души осужденных погруженными в безбрежное море огня. Фурсей видел четыре великих пламени, на близком расстоянии одно от другого: в них казнились по разрядам четыре класса грешников, а около хлопотало множество демонов. Это деление казнящего пламени на четверо, знакомо и русским духовным стихам:

Подымутся с неба волменский гром (молния и гром),
Расшибет мать - сыру - землю на две полосы,
Расступится мать - сыра - земля на четыре четверти;
Протечет грешным рабам река огненная
От востоку солнца до запада,
Пламя пышет от земли и до небеси.

Древность этих видении сказывается однообразием кары, - так сказать, оптовой и поголовной. Позднейшие века явили себя более изобретательными на ужасы.

Монах Веттин, видение которого, рассказанное одним аббатом из монастыря в Рейхенау, относится к IX веку, достиг, в сопровождении ангела, гор неподражаемой красоты и вышины, казалось, они были из мрамора. Подножья их опоясывала огромная река пламени. В волнах ее горели, в бесчисленном множестве, грешники, другие же терпели иные муки по берегам. Так, в одном пламенном столбе Веттин видел множество священнослужителей различных степеней, привязанными к кольям - каждый против своей наложницы, точно так же связанной. Ангел объяснил Веттину, что этих грешников во все дни года, за исключением одного, секут по детородным частям. Некоторых знакомых монахов Веттин видел заключенными в мрачном, полном копоти, замке, из которого валил густой дым, а один из них, в довершение казни, томился, замкнутый в свинцовом гробу.

Еще разнообразнее муки ада в видении монаха Альбериха (XIII век), которого он удостоился еще ребенком. Он видел души погруженными, среди какой–то страшной долины, в лед - одни по щиколку, другие до колен, третьи по грудь, четвертые по самую голову. Далее тянулся лес ужасных деревьев по 60 локтей вышиной, покрытых иглами : на их старых колючках висели, прицепленные за груди, те злые бабы, которые при жизни отказывались кормить своим молоком младенцев, оставшихся сиротами без матери; за это теперь каждую из них cocaло по две змеи. По лестнице из раскаленного чугуна вышиной в 365 локтей (по числу дней солнечного года) поднимались и спускались те, кто не воздерживался от плотского совокупления в воскресенье и праздничные дни; внизу лестницы кипел смолой и маслом громадный котел, и грешники падали в него по очереди. В ужасном огне, подобном огню хлебной печи, жарились тираны; в огненном озере кипели убийцы; в огромном тазу, наполненном расплавленной медью, оловом и свинцом в смешении с серой и смолой, варились мало внимательные прихожане, терпимо относящиеся к дурным нравам своих священников. Далее разверзалось, подобно колодцу, жерло самой адской пропасти, дышавшее ужасами, мрака, зловонием и воплями. Поблизости прикован был на железной цепи громадный змей, перед которым реяло в воздухе множество душ; втягивая дыхание, змей поглощал души эти, как мошек, а, выдыхая, изрыгал их горящими искрами. Святотатцы кипели в озере расплавленного металла, на котором буря воздымала шумные волны. В другом озере, серном, полном змей и скорпионов, вечно тонули изменники, предатели и лжесвидетели. Воры и грабители закованы были в тяжелые цепи из раскаленного железа, а также и в тяжелые, тоже раскаленные, шейные рогатки.

Эти первобытные западные «оды» вполне сходятся с широко распространенным в народе русском «Словом о муках» или «Хождением богородицы по мукам», любимым апокрифом русских старообрядцев. Списки и варианты «Хождения» бесчислены. Привожу, для сравнения, один из кратчайших, духоборческой редакции.

Первая мука. Речет пресвятая богородица михаилу архангелу: «Поведи меня по мукам, где много мучится, где тьма кромешная, черви неосыпающие». Повел ее михаил архангел по мукам; привел к древу железному и огненному и ветви на ней огненныя. Речет пресвятая богородица михаилу архангелу: «Сии люди о каких грехах мучаться?» - «Сии люди с древо двор с двором смутились, за то и мучатся».

Вторая мука. Привел к трем кругам огненным, наполненным народами. Речет пресвятая богородица михаилу архангелу: «Сии люди о каких грехах мучатся?» - «Сии люди по воскресным дням блуд творили - за то и мучатся».

Третья мука. Привел к огненной реке от востока до запада. Речет пресвятая богородица: «Сии люди о каких грехах мучатся?» - «Сии люди во огне стоят по колено–те родителей не почитали; какие по пояс - те блуд творили. Какие стоят по грудь - те учились сквернословить. Какие стоят по уши - те не питали отцов своих духовных и бранили их, за что и мучатся».

Четвертая мука. Привел к палате болезненной и огненной. Речет пресвятая богородица: «Сии люди о каких грехах мучатся? - «Сии люди неправедные правосудцы».

Пятая мука. Привел к червям не осыпающимся. Речет пресвятая богородица: «Сии люди о каких грехах мучатся?» - «Сии люди жили на земле, не знали ни постов, ни пятниц, не получали церковных заповедей, оставляли святость, возлюбили тьму, за то и мучатся».

Шестая мука. Привел к змеям лютым, зубом грызут тело человеческое и сердца их сосут. Речет пресвятая богородица: «Сии люди о каких грехах мучатся? - «Сии люди чародею прислужники, отцов и матерей с детьми разлучали - за то и мучатся».

Седьмая пука. Привел к смоле кипучей. Речет пресвятая богородица: «Сии люди о каких грехах мучатся?»-«Сии люди сребролюбники, торгующие грабители, - за то и мучатся вечной мукой».

Но из всех описаний ада, оставленных нам средними веками, самой возвышенной поэзией ужаса дышит и сверкает «Видение» Тундала. Избежав лап бесчисленных демонов, душа Тундала, сопровождаемая светлым ангелом, достигла сквозь густейший мрак ужасной долины, усеянной пылающим углем и покрытой небом из раскаленного железа толщиной в шесть локтей. На эту ужасную крышу непрерывным дождем падают души убийц, чтобы растаять в ее жару, подобно жиру на сковороде; сделавшись жидким, они протекают сквозь металл, как воск через сукно, и капают на горящие внизу угли, после чего принимают свой первичный вид, обновляясь для вечного страдания. Далее возвышается гора, невиданной громадности, ужас наводящая своим пустынным величием. На нее поднимаются по узкой тропинке, по одну сторону которой пылает серный огонь, зловонный и дымный, а по другую – падают град и снег. Гора заселена демонами, вооруженными крюками и трезубцами; они ловят души интриганов и вероломцев, вынужденных идти по этой тропе, тащат их вниз и переменно перешвыривают из огня в лед, изо льда в огонь. Вот другая долина, такая угрюмая и мрачная, что не разглядеть в ней дна. Бушующий в ней ветер зверем воет, разнося грохот протекающей в ней серном реки и непрерывный стон казнимых грешников, и невозможно дышать в ней от зловредного серного дыма. Через бездну эту перекинут мост, длиной в тысячу шагов, а шириной не более одного вершка для гордецов, которых гонят по нему, покуда они не сорвутся и низвергнутся в муку вечную. Долгий и трудный путь приводит душу, изумленную ужасом, к зверю, величайшему высочайших гор, и нестерпимо страшного вида. Его глаза подобны пылающим холмам, а пасть могла бы вместить десять тысяч вооруженных воинов. Два гиганта, подобно двум колоннам, держат эту пасть всегда разверзнутую, и она дышит неугасимым огнем. Торопимые и понуждаемые полчищем чертей, души скупцов устремляются против огня в пасть зверю и падают в чрево его, из коего вырывается вопль тьмы тем мучимых. Затем следует озеро, огромное и бурное, населенное свирепыми, ужасно ревущими, зверями. Через него тоже переброшен мост, длиной в две мили, шириной в четверть аршина и утыканный острейшими гвоздями. Звери сидят под мостом, изрыгая пламя, и поглощают падающие к ним души воров и похитителей. Из колоссального здания, имеющего вид круглой печи, вырывается пламя, язвящее и обжигающее души на расстоянии тысячи шагов. Перед вратами, среди лютого огня, расположились дьяволы - палачи, вооруженные ножами, косами, буравами, топорами, мотыгами, заступами и другими острыми инструментами. Тут казнь обжор. С них дерут кожу, рубят им головы, нанизывают их на шесты, четвертуют, режут на мелкие куски и, наконец, бросают в огонь чертовой печи. Далее на озере, покрытом льдом, сидит зверь, совершенно непохожий на других: у него две ноги, два крыла, длиннейшая шея и железный клюв, извергающий неугасимое пламя. Этот зверь пожирает все души, которые к нему приближаются, и, переварив, выбрасывают их калом на лед озера, где каждая душа принимает свой первоначальный вид и - тотчас же каждая становится беременной, все равно, душа ли то женщины или мужчины. Беременность душ протекает в обычном порядке, причем они все время остаются на льду и изнывают от боли во внутренностях, раздираемых носимым ими потомством. В назначенный срок они разрешаются от бремени - мужчины, как женщины! - чудовищными зверями, имеющими головы из раскаленного железа, острейшие клювы и хвосты, усаженные острыми крючками. Эти звери выходят из какой угодно части тела и при этом разрывают и тащат за собой внутренности, грызут тело, царапаются, ревут. Это, по преимуществу, казнь сладострастников, в особенности тех, кто нарушил данный богу обет целомудрия.

Еще долина. Она застроена кузнецами. Бесчисленные черти, в виде кузнецов, хватают души раскаленными щипцами, бросают их в жар, постоянно поддерживаемый раздувалом, и, когда душа накалится до ковкости, берут ее из огня большими железными вилами и, наткнув таким образом вместе двадцать, тридцать, даже сто душ, бросают эту пламенную массу на наковальню под молоты других чертей, которые стучат без перерыва. Когда молоты сплющат души в лепешку, ее перебрасывают другим кузнецам, не менее свирепым, которые перековывают их обратно в первобытный вид, чтобы потом повторить всю игру с начала. Сам Тундал подвергся этой муке, установленной для тех, кто беспечно накопляет грехи, не избывая их исповедью. Выдержав последнее мытарство, душа достигает жерла последней и самой глубокой адской пропасти, похожей на четырехугольную цистерну, из которой поднимается высочайший столб огня и дыма. Бесконечное множество душ и демонов крутятся в столбе этом наподобие искр, а потом опять падают в бездну. Здесь, в недосягаемой глубине провала, лежит Князь Тьмы, растянутый цепями на громадной железной решетке. Вокруг него теснятся черти, разжигая и раздувая под решеткой с треском пылающий уголь. Князь тьмы необычайной величины, черен, как вороново крыло; он машет во мраке тысячей рук, вооруженных железными когтями, и длиннейшим хвостом, усаженным преострыми стрелами. Корчится и тянется во мраке страшное чудовище и, бесясь от боли и злобы, вскидывает руки свои в воздух, напитанный душами, и все их, сколько ни схватит, выжимает в свою пересохшую пасть, подобно тому, как жаждущий крестьянин делает это с кистью винограда. Потом он выдыхает их, но, только что они полетели во все стороны, как новый вздох исполинской груди опять тянет их в нее, Это казнь атеистов, скептиков, сомневающихся в милосердии божьем, а также всех великих грешников, для которых прочие мучения были только подготовительной ступенью к этому - высшему и вечному.

Другие описывали ад огромной кухней или трапезной, в которой дьяволы - повара и едоки, а души осужденных - кушанья разного приготовления. Уже Джиакомино Веронский изображает, как Вельзевул «поджаривает душу, что добрую свинью» (com"un bel porco al fogo), заправляет ее соусом из воды, сажи, соли, вина, желчи, крепкого уксуса и несколькими каплями смертельного яда и, в таком аппетитном виде, отправляет ее к столу адского царя, но тот, попробовав кусочек души, сейчас же отсылает ее обратно, жалуясь, что она не дожарена. Современник Джакомино, французский трубадур Радульф де Гудан, описывает в своей поэме «Сон об аде» («Le songe d"enfer») большое пиршество, на котором де он присутствовал, в день, когда король Вельзевул держал открытый стол и общее собрание. Едва он вошел в ад, как увидел множество чертей, накрывающих стол к обеду. Входил всякий, кто желал, никому не было отказа. Епископы, аббаты и клирики ласково приветствовали трубадура. Пилат и Вельзевул поздравили его с благополучным прибытием. В урочный час все сели за трапезу. Более пышного пиршества и более редких яств никогда не видал ни один королевский двор. Скатерти были сделаны из кожи ростовщиков, а салфетки из кожи старых потаскушек. Сервировка и кушанья не оставляли желать ничего лучшего. Жирные шпигованные ростовщики, воры и убийцы в соусе, публичные девки с зеленой подливкой, еретики на вертеле, жареные языки адвокатов и много лакомых блюд из лицемеров, монахов, монахинь, содомитов и другой славной дичины. Вина не было. Кто хотел пить, тому подавали морс из ругательств. Со временем тема пиршества в аду стала одной из любимых форм, которыми пользовалась и до сих пор пользуется художественная сатира. Таков веселый ад Беранже. У нас в России к ней обращался даже А.С. Пушкин. Сатирический образ дьявола, пожирателя душ, вдохновил Эдгара По на известный рассказ «Бон–Бон». В русской литературе им пользовался О. И. Сенковский в «Большом выходе у Сатаны».

В качестве мучителей и палачей дьяволы распределялись и по рангу, и порайонно: подобно тому, как бесы - искусители группировались по специальностям управляемых ими грехов, так на каждую категорию последних предполагались и особые черти - мстители.

Теперь вопрос: исполняя свои палаческие обязанности, эти мстители страдали и сами? Муча преступных людей, отбывали ли они в то же время, и собственными муками кару за преступление своей извечной злобы?

Мнения расходятся. По мнению Обера, «бог неоднократно удостаивал святых своих чести быть очевидцами мучений демонов». В доказательство, он ссылается на известное письмо Бл. Иеронима к Евстохии - «похвалу св. Павле». Именно на то место, когда, описывая паломничество св. Павлы и, в частности, посещение ею Себастии (др. Самарии), Бл. Иероним говорит: «Там задрожала она, испуганная множеством чудесного: ибо она видела демонов, рыкающих от различных мучений, а пред гробами святых людей, воющих как волки, лающих как псы, рычащих как львы, шипящих как змеи, ревущих как быки. Были и такие, которые оборачивали кругом голову и через спину касались земли макушкой; а у женщин, висевших вниз головой, одежда не опускалась на лицо. Она сострадала всем, и пролив слезы за каждого, молила христа о милосердии». Но, вопреки мнению Обера, можно думать, что тут скорее имеются ввиду мучения бесноватых от демонов, чем самих демонов, к которым может быть с грехом пополам отнесена только первая фраза. По другим писателям, бесы не страдают от адских мучений, так как, если бы они страдали, то весьма неохотно исполняли бы обязанности искусителей и палачей, тогда как, наоборот, известно, что это для них - величайшее удовольствие.

В «Видениях» и в «Божественной комедии» Данте Люцифер, согласно словам Апокалипсиса, терпит жесточайшую муку, но о других бесах обыкновенно не говорится того же. Конечно, в общежитии своем они иногда мучат и колотят друг друга: примеры имеются и в «Видении» Тундала, и у Данте - в круге, где мучатся корыстолюбцы. У бесов не было недостатка в развлечениях и радостях. Как всякое доброе дело их огорчало, так всякое дурное радовало, и, следовательно, по естественному ходу дел человеческих, поводов к радости у них было гораздо больше, чем к огорчению. В благочестивых легендах мы часто видим, как бесы ликуют вокруг души, которую они к себе заманили. Петр Келиот (ум. 1183) уверяет в одной из проповедей своих, что дьявол, постоянно пребывая в адском огне, давно бы умер, если бы силы его не подкреплялись грехами людей. Данте утверждает, что дьявол в аду гораздо спокойней, потому что очевидность уверяет его, что история мира слагается по его воле. Так что, если даже допустить, что наказание бесов было очень серьезно, все же было у них довольно и чем утешиться.

Богословы единогласно говорят, что в чистилище бесов - мучителей нет. Но авторы «Видений» держатся другого взгляда: их чистилища кишат бесами, состоящими при обычных своих палаческих должностях. Церковь, которая только на Флорентийском соборе 1439 года установила догмат чистилища, учение о котором было ранее развито св. Григорием и св. Фомой, не высказалась по этому частному пункту. Данте в своем «Чистилище», воображенном совершенно субъективно, принял сторону богословов против мистиков. Правда, древний враг пытается проникнуть в чистилище Данте в образе змея - «быть может, такого же, как тот, что дал Еве горестный плод» - но ангелы немедленно обращают его в бегство. Надо здесь заметить, что, по мнению некоторых, муки чистилища были острее мук адских, так как первые не длились вечно, подобно вторым.

Итак, ад был обычным местом вечного заключения грешников, где они отбывали по положению каждый свою муку. Однако правило это имело свои исключения. Ниже мы увидим, что были счастливые грешники, которых особая милость божья извлекала из бездны и возносила на небо. Сверх того, в известных определенных случаях, осужденные могли выходить из своей тюрьмы на более или менее долгий срок. Примеры тому, по словам легенд, были часты, но грешнику было мало радости от того, что он удалялся от обычного места своих мучений, так как ад мог быть и вне ада, и мучение следовало за осужденным, как тень за телом. Иных грешников ад почему–то не принимал, и они мучались в каком–нибудь странном месте на земле, - быть может, для того, чтобы являться поучительным примером для людей, становясь им известными через тех путешественников, которые на них в своих странствиях натыкались. Так св. Драндан, плавая в розысках земного рая, видел Иуду Искариота, - брошенным в великий морской водоворот, бешеные волны которого вечно играют предателем христа. Герой одной поэмы круга Карла Великого, Гюго Бордосский, странствуя по Востоку, нашел Каина, замкнутого в железную бочку, утыканную внутри гвоздями, которая безостановочно катилась по пустынному острову. Подобным же образом отбывают казнь свою убийцы великого князя Андрея Боголюбского, по преданию зашитые мстителями в короба и брошенные, в таком виде, в озеро. Короба обросли землей и мохом и обратились в плавучие острова, а заключенные в них убийцы все живы и мучаются, и, когда на озере буря, можно слышать их стоны.

Жестокая судьба внеадских мучений постигла и Стеньку Разина, «Раз, возвращаясь из туркменского плена, русские матросы проходили берегом Каспийского моря; там стоят высокие–высокие горы. Случилась гроза; и они присели у одной горы. Вдруг вылез из горного ущелья седой, древний старик - ажно мохом порос: «Здравствуйте, говорит, русские люди, бывали ли вы у обедни на первое воскресенье великого поста? Слыхали ль, как проклинают Стеньку Разина?» - Слыхали, дедушка. - «Так знайте ж: я - Стенька Разин. Меня земля не приняла за мои грехи; за них я проклят и суждено мне страшно мучиться. Два змея сосали меня: один со полуночи до полудня, а другой со полудня до полуночи; сто лет прошло - один змей отлетел, другой остался, прилетает ко мне в полночь и сосет меня за сердце, а уйти от горы не могу– змей не пускает. Но когда пройдет еще сто лет, на Руси грехи умножатся, люди станут забывать бога и зажгут перед образами сальные свечи, вместо восковых; тогда я снова явлюсь на белый свет и стану бушевать пуще прежнего» Расскажите это всем на святой Руси» (Костомаров). В разных деревнях можно услышать рассказы, что не только Стенька Разин, но и Гришка Отрепьев, Ванька Каин и Емелька Пугачев до сего дня живы и скрываются в змеиной пещере на том острове, где живут получеловеки, или сидят заключенные в Жигулевских горах» (Афанасьев). Джованни Бокаччо, обновляя по–своему старинные легенды, передает страшную историю Гвидо из рода Анастаджи, самоубийцы по несчастной любви. Осужденный на вечные муки, должен он метаться по земле каждый день, но сегодня здесь, завтра там, преследуя свою безжалостную красавицу, осужденную, как и он. Верхом на черном коне, с длинной шпагой в руке, сопровождаемый двумя меделянскими псами, бегущими впереди, гонится он за жестокой женщиной, а она, босая и нагая, бежит от него. Наконец, он ее настигает, пронзает шпагой, рассекает кинжалом и бросает голодным псам ее сердце и внутренности. Стефан Бурбонский (ум. около 1262) говорит, что в его время где–то на Этне можно было увидеть души, осужденные строить замок: всю неделю они строили благополучно, но в ночь на воскресенье он рушился, а в понедельник призраки опять становились на работу. Впрочем, Стефан считает этих призраков душами не из ада, но только из чистилища.

Много раз видим был весь адский народ, проносившийся в глубокой ночи, как бы процессией, по воздуху или проходивший по лесу, подобно войску на походе. Монах Отлоний (в конце XI века) повествует о двух братьях, которые однажды, путешествуя верхами, увидали внезапно огромную толпу, мчавшуюся по воздуху невысоко над землей. Перепуганные братья, осенив себя крестным знамением, спросили у странных путников, кто они такие. Один из них, который, судя по коню и доспехам, был знатный рыцарь, открылся им, сказав: «Я ваш отец. И знайте, что, если вы не возвратите монастырю известное вам поле, неправильно мной у него отнятое,

мной у него отнятое, то я буду безвозвратно осужден и та же участь постигнет всех моих потомков, которые будут держать неправдой похищенное». Отец дает детям образчик ужасных мучений, которым он подвергается; дети исправляют его вину и, таким образом, освобождают его из ада. Мошеннические проделки таких загробных завещаний бывали нередко. Одна из них дала тему для трагикомического эпизода похорон живого покойника, графа Ательстана, в «Айвенго» Вальтер Скотта.

Еще более удивительную и страшную историю рассказывает другой монах–летописец Ордерик Виталь (XII век). В 1091 году некий инок, по имени Гуалькельм (Гульельмо, Вильгельм), священник в Бонневале, возвращался однажды ночью от больного прихожанина, жившего довольно далеко от его дома. В то время, как он брел пустынными полями под высоко в небе стоявшей луной, слух его был поражен великим и грозным шумом как бы от движения огромного войска. Охваченный ужасом, священник хотел спрятаться в первые встречные кусты, но ему загородил путь какой–то гигант, вооруженный палицей и, не принося ему никакого вреда, запретил лишь двигаться с места. Священник стоит, как пригвожденный, и видит перед собой странное и ужасное шествие. Сперва потянулась бесчисленная толпа пешеходов: они вели за собой огромное количество скота и тащили всякого рода скарб. Все они громко стонали и торопили друг друга. Затем проследовал отряд могильщиков, они пронесли пятьдесят гробов, и на каждом гробе сидел безобразный карлик с огромной головой, величиной с бочонок. Два эфиопа чернее сажи протащили на плечах бревно, к которому крепко привязан был злодей, оглашавший воздух ужасными воплями. Черт чудовищного вида сидел на нем верхом и колод ему бока и спину раскаленными шпорами. Затем скакала бесконечная кавалькада прелюбодеек: ветер, время от времени, приподнимал их воздушные тела на высоту одного локтя и сейчас же ронял их обратно на седла, утыканные раскаленными гвоздями. Дальше тянулась процессия священнослужителей всякого сана и; наконец, полк рыцарей во всевозможных доспехах, верхами на огромных конях, под веющими по воздуху черными знаменами… Летописец Ордерик утверждает, что слышал рассказ из уст самого, священника–очевидца. Собственно говоря, это христианская обработка германского языческого мифа о «дикой охоте». Поверье о загробном мучении посредством участия в дьявольских походах держится и в русском народе. Лесков искусно воспользовался им в известном эпизоде «Очарованного странника», заставив, черед подобное видение, сурового митрополита Филарета, простить пьющего попика, который, вопреки церковному запрещению; молился за самоубийц:

«Только что они снова опочили, как снова видение, и такое, что великий дух владыки еще в большее смятение повергло. Можете вообразить: грохот… такой страшный грохот, что ничем его невозможно выразить… Скачут… числа им нет, сколько рыцарей… несутся, все в зеленом убранстве, латы и перья, и кони, что львы вороные, а впереди их горделивый стратопедарх в таком же уборе, и куда помахнет темным знаменем, туда все и скачут, а на знамени змей. Владыко не знает, к чему это поезд, а оный горделивец командует: «Терзайте, говорит, их: теперь нет их молитвенника», и проскакал мимо; а за сим стратопедархом - его воины, а за ними, как стая весенних гусей тощих, потянулись скучные тени и все кивают владыке грустно и жалостно, и все сквозь плач тихо стонут: «Отпусти его! - он один за нас молится». Владыко, как изволили встать, сейчас посылают за пьяным попиком, и расспрашивают, как и за кого он молится? А поп повинился: «Виноват, говорит, в одном, что сам слабость душевную имея и от отчаяния думая, что лучше жизни себя лишить, я всегда на святой проскомидии за без покаяния скончавшихся и руки на ся наложивших молюсь…» Ну, тут владыко и поняли, что то за тени пред ним в видении как тощие гуси, и не восхотели радовать тех демонов, что впереди их спешили с губительством».

Весьма часто подобными призрачными процессиями великие грешники предупреждаются о приближающемся конце их преступной жизни и потребности покаяния. Многим из них, в один печальный день, виделись свои собственные похороны. Этой галлюцинации удостоились беспутный и отважный Энио, герой мистической драмы Кальдерона «Чистилище св. Патрика», беспечный севильский обольститель маркиз Дон Жуан ди Маранья и разбойник Роллон в мрачной поэме Уланда, жутко переведенной Жуковским:

Выехал в поле Роллон; вдруг, далекий петух
Крикнул, и топот коней поражает им слух.
Робость Роллона взяла, он глядит в темноту;
Что–то ночную наполнило вдруг пустоту,
Что–то в ней движется, ближе и ближе; и вот
Черные рыцари едут попарно; ведет
Сзади слуга в поводах вороного коня;
Черной попоной покрыт он, глаза из огня.
С дрожью невольной спросил у слуги паладин:
«Кто вороного коня твоего господин?»
«Верный слуга моего господина, Роллон,
Ныне лишь парой перчаток расчелся с ним он;
Скоро отдаст он иной и последний отчет;
Сам он поедет на этом коне через год».
Так отвечав, .за другими последовал он.
«Горе мне!», в страхе сказал щитоносцу Роллон.
«Слушай, тебе я коня моего отдаю,
С ним и всю сбрую возьми, боевую мою;
Ими отныне, мой верный товарищ, владей,
Только молись о душе осужденной моей».
В ближний пришел монастырь, он приору сказал:
«Страшный я грешник, но бог мне покаяться дал,
Ангельский чин я еще недостоин носить,
Служкой простым я желаю в обители быть»…

В «Апокалипсисе» Иоанна осужденным грешникам обещаны мучения вечные, не облегчаемые ни днём, ни ночью. Все церковные писатели утверждают, что бог совершенно покидает осужденных и забывает о них. Св. Бернард ясно говорит, что в аду нет ни милосердия, ни возможности покаяния. Однако, человеческое чувство и христианское представление бога, как высшей любви, не могло помириться с таким суровым догматом, и поверья об отдыхе мучимых грешников нашли широкое отражение в священной поэзии и апокрифах. Уже Аврелий Пруденций (348–408) назначает для такого отдыха ночь на воскресенье христово. В апокрифическом «Апокалипсисе» св. Павла, сочиненном в конце IV века каким–нибудь греческим монахом, апостол языков нисходит в царство вечной скорби. Ведомый архангелом михаилом, он обошел уже всех грешников, видел все муки, горько их оплакивал и готов уже удалиться из обители мрака, когда осужденные восклицают в один голос: «О, михаил! О, Павел! Сжальтесь над нами, молите искупителя за нас!» Архангел отвечает: «Восплачьте все, я буду плакать с вами, и со мной будет плакать Павел и хоры ангелов: как знать, может быть, бог и смилуется над вами?» И осужденные дружно восклицают: «Милостив буде к нам, сыне Давидов!» И вот снисходит с неба христос в венце из лучей. Он напоминает грешникам их злодеяния и свою, бесплодно пролитую за них, кровь. Но, михаил, Павел и тысячи ангелов преклоняют колена и молят сына божьего о милосердии. Тогда Иисус, растроганный, дарует всем душам, страдающим в аду, праздничный отдых от всех мучений - с девятого часа субботы по первый час понедельника.

Эта прелестная легенда, в различных вариантах, широко распространена и усвоена всеми христианскими народами Европы. Быть может, именно она и вдохновила Данте к его бессмертной поэме. Но идея праздничного отдыха душ звучит и во многих других средневековых легендах. Св. Петр Дамиан (XII век) рассказывает, что близ Поццуоли есть черное и зловонное озеро, а на нем утесистый и каменистый мыс. Из этих зловредных вод еженедельно в урочный час вылетают страшные птицы, которых каждый может видеть от вечерень в субботу до утрени в понедельник. Они реют на свободе вокруг горы, расправляют крылья, приглаживают клювом перья и, вообще, имеют вид наслаждающихся отдыхом и прохладою. Никто никогда не видал, чтобы они питались, и нет охотника, который успел бы овладеть хоть одной из них, сколько бы ни старался. На заре понедельника появляется огромный ворон, величиной с ястреба, сзывает этих птиц громким карканьем и торопливо гонит их в озеро, где они я исчезают - до следующей субботы. Поэтому некоторые думают, что это не птицы, но души осужденных, которым, в честь воскресения христова, дарована льгота отдыха в течение всего воскресного дня и двух, заключающих его, ночей.

В русском «Хождении богородицы по мукам» эта «амнистия» еще шире: «За милосердия отца моего, яко посла мя к вам, и за молитвы матери моея, яко плакася много за вас, и за михаила архистратига завету и за множество мученик моих, яко многа трудишася за вас, - и се даю вам (мучащимся) день и нощь от великого четверга до святого пятникостия (Пятидесятницы), имете вы покои и прославите отца и сына и святаго духа. И отвещаща вси: «Слава милосердию твоему».

Представление души усопшего в виде птицы свойственно всем народам арийского корня и некоторым семитическим. Равным образом обще и представление о солнечном празднике души усопших, как птичьем празднике. Этим объясняют мифологи стихийной школы (и весьма правдоподобно) повсеместный европейский обычай - при начале весны, особенно 25–го марта - в день благой вести о воплощении «праведного солнца» христа - и на праздник его светлого воскресения, выпускать птиц на волю из клеток: символический обряд, знаменующий освобождение стихийных гениев и душ из той неволи, в какой томились они - заключенные злыми демонами зимы. Первый прилетевший аист, первая ласточка или кукушка почти у всех индоевропейских народов приветствуются как вестники благодатной весны; с их прилетом связывают начало и ясной погоды. Стрелять в этих птиц и разорять их гнезда считается за величайший грех» (Афанасьев).

Но церковь не пошла навстречу этим человеколюбивым уступкам и твердо стояла на том, что адские мучения вечны и постоянны. Учение, провозглашенное в третьем веке Оригеном, несомненно, одним из величайших умов, порожденных древним христианством, утверждало, что в конце концов все твари спасутся, и что от бога изошло, то к богу же и возвратится. Но это учение, хотя в следующем IV веке его поддерживали такие авторитеты, как Григорий Назианзин и Григорий Нисский, было не только отвергнуто ортодоксальной догмой на Александрийском соборе 399 г., но и самую память Оригена подвело под анафему Константинопольского собора 553 г. Церковь настаивала на постоянстве угрозы, которую считала исправительно–полицейскими мерами против человеческой распущенности, и стремилась не умягчать ее, но обострять. Искусства наперерыв спешили на помощь религии: Джиотто в падуанской Арене, Орканья в церкви Св. Марии во Флоренции (Santa Maria Novella), неизвестный художник ни кладбище в Пизе и десятки других в иных городах воспроизводили пламя и ужасы адской бездны. В драматических мистериях появлялась на сцене бездонная пасть дракона, поглотителя душ. Данте описывал во всеуслышание народов всего мира царство мрака, на вратах которого высечена уничтожающая надпись:

Монах на церковной кафедре, подъемля распятие, как свидетеля слов своих, исчислял перед устрашенными прихожанами, одну за другой муки проклятых, павших во власть Сатаны. А едва он умолкал, как в темноте, под мраморными сводами, взывало стенание органа и гремел страшный гимн, повествующий все те же ужасы, казни, и муки адской пропасти, где

Мрак густейший непроглядный, Ubi tenebrae condensae,
Вопль свирепый безотрадный, Voces dirae et immensae,
Искры сыплет пламень жадный Et scintillae sunt succensae
От бесчисленных костров. Flantes in iabrilibus
Место мрачно и бездонно, Locus ingens et umbrosus,
Жарко дымно и зловонно, Foetor ardens et fumosus,
Стоном воем оглашенно, Rumorque tumultuosus,
Вечно жадной бездны ров. Et abyssus sitiens.

Примечания:

В образе великого змея Апепи или, правильнее Апапа, египетская мифология олицетворяла тьму, мрак, против которых солнце в образе Ра или Гора должно бороться и победить его, прежде чем взойти на востоке. Ежесуточная небесная битва против гиганта Апапа и его поражение являются постоянным сюжетом изображений на могилах и саркофагах восемнадцатой и следующих за ней династий. 29 глава Книги Мертвых посвящена этому бою, временем для которого полагается седьмой час ночи, когда змей Апап получает смертельную рану. Этот змей является также символом засухи и бесплодия. Роль, которую играл он в египетском культе, должна была быть очень большой и сложной, судя по тому, что на одной деревянной стене флорентийского музея указывается, будто бы за семь столетий до Рождества христова было известно 70 книг, написанных о змее Апапа. По большей части змей Апап изображается умирающим от вонзенных в него многочисленных кинжалов, либо окованным тяжкими цепями, либо угрожаемым от разных могущественных божеств светлого порядка от Тума, олицетворяющего собой ночное солнце, то есть солнце зашедшее, предполагаемое живущим за горизонтом (Lanzone).

См. ниже «Слово о муках».

Оставь надежду, всяк сюда входящий.

Станислав и Кристина Гроф (США)

СИЯЮЩИЕ ГОРОДА И АДСКИЕ МУКИ

ДРЕВНЯЯ МУДРОСТЬ И СОВРЕМЕННАЯ НАУКА

Центральная тема средневековой литературы, посвящен­ной искусству умирания, в сжатом виде хорошо выражается ла­тинским изречением: « Mors certa , hora incerta » (самое опреде­ленное в жизни есть смерть, не определен лишь ее час). Средне­вековый философ добавляет к этому утверждению, что именно в силу неопределенности момента смерти мы должны быть го­товы к ней всегда.

Сознание чрезвычайной значимости умирания как неотъ­емлемой части человеческого существования - характерная черта всех древних и не-западных современных культур, в которых тема смерти оказывает глубокое влияние на религию, обрядовость, мифологию, искусство и философию. То же отно­шение к смерти было существенной частью и западной культу­ры до времен индустриальной революции. Западному человеку пришлось заплатить за технический прогресс дорогой ценой глубокого отчуждения от фундаментальных биологических аспектов существования. Этот процесс получил наиболее яркое выражение в отношении основной жизненной триады: рожде­ния, секса и смерти. Революция в психологии, начало которой было положено Зигмундом Фрейдом, в значительной мере сня­ла запреты, наложенные на человеческую сексуальность. В по­следнее десятилетие мы стали свидетелями некоторого про­гресса в области изучения явлений рождения и смерти. Это на­ходит выражение не только в быстром развитии процесса осоз­нания значимости опыта рождения и смерти, но и в револю­ционных изменениях медицинской практики, касающейся деторождения и ухода за умирающими.

Не случайно снятие табу, связанных с рождением и смертью, сопровождалось возрождением духовности, также ставшей од­ной из жертв материалистической науки. По мере развития сов­ременных знаний об этих явлениях становится все более очевидным, что рождение, секс, смерть и духовность тесно взаимо­связаны и отражены в подсознании человека. Поскольку подоб­ные представления составляют существенную часть многих древних космологии, религий и философий, новые открытия быстро заполняют пропасть между древней мудростью и современной наукой. В процессе конвергенции современной физики, исследований сознания и мистицизма многие древние системы знания, считавшиеся ранее устаревшими, оказываются необы­кновенно уместными в нашей повседневной жизни. Особенно верно это в отношении древних знаний о смерти и умирании, практики шаманства, Книг мертвых и таинств смерти-возрожде­ния.

Для того чтобы осознать истоки и размах революции, происходящей в отношении к смерти и умиранию, необходимо ясно представлять себе степень дегуманизации и отчуждения, при­внесенных в западный мир техническим прогрессом.

Вера в загробную жизнь составляет часть нашей религиоз­ной традиции, но для умудренного западного человека религия почти полностью утратила присущие ей изначально жизнен­ность и значение. В не-западных культурах остались в прежней силе положения космологии, религиозных и философских сис­тем, в соответствии с которыми смерть не является абсолютным и безвозвратным концом существования, а сознательная жизнь в тех или иных формах продолжается после биологической смерти. Эти концепции загробного существования охватывают широкий круг представлений начиная от совершенно абстракт­ных состояний сознания и кончая образом загробного мира, сходного с земным существованием. Но во всех этих верованиях смерть рассматривается как переход, или трансформация, а не как полное уничтожение индивидуума.

Эсхатологические мифологии не только подробно описы­вают посмертные состояния сознания или места обитания умер­ших, такие как небо, рай или ад, но и предлагают точную карто­графию, как руководство для умирающего в последовательных изменениях сознания, происходящих в критический период перехода в другую жизнь.

Подобные системы верований, несомненно, обладают спо­собностью смягчать страх перед смертью, а в своих крайних вы­ражениях они даже предлагают обратное отношение ценностей земного и посмертного существования. Для индусов непросве­щенная земная жизнь является состоянием отчуждения, за­ключения, заблуждения, в то время как смерть несет воссоединение, духовное освобождение и пробуждение. Смерть дает индивидуальному Я возможность порвать с мировой иллюзией и обрести божественную сущность. В религиозно-философских системах, отводящих большую роль перевоплощению, таких как индуизм, буддизм, джайнизм и тантризм , умирание может рас­сматриваться как более важное состояние, чем жизнь. Знания об опыте, связанном с умиранием, и правильное отношение к не­му могут оказать радикальное влияние на будущее воплощение. Для буддистов биологическое существование неразрывно свя­зано со страданием, а цель и победа духа заключается в том, чтобы погасить огонь жизни и остановить «колесо бытия» - цепь повторных воплощений.

Смерть иногда рассматривается как шаг на более высокую ступень духовной или космологической иерархии, продвижение в мир почитаемых предков, могущественных духов, полубогов. Она связана с переходом из земной жизни, полной страданий и проблем, в блаженное существование в солнечной обители или в царстве богов. Чаще концепция загробного существования дихотомична и включает в себя полярные представления: ад и чистилище, с одной стороны, рай и царство небесное - с дру­гой. Посмертный путь души сложен и труден. Таким образом, важно быть хорошо подготовленным к приходу смерти. По меньшей мере необходимо знание картографии и законов за­гробного существования.

Для многих традиций характерно убеждение в том, что, го­товясь к смерти, человек должен сделать больше, чем просто приобрести знания о процессе умирания. Разработаны способы изменения сознания с применением психоделических средств и нефармакологические методики, сделавшие реальной экспе­риментальную «тренировку умирания». Психологическое столк­новение со смертью бывает настолько убедительным и потря­сающим, что его практически невозможно отличить от истин­ного биологического конца. Опыт завершается ощущением ду­ховного перерождения. Это основной момент инициации в ша­манстве, посвятительных обрядов и религиозных мистерий. Подобная символическая смерть не только дает глубокое осо­знание непрочности биологического существования, но и облег­чает духовное прозрение и проникновение в трансцендентную природу человеческого сознания.

Литературные источники, известные нам как Книги мерт­вых, дают умирающему точные и подробные наставления. Са­мые знаменитые из этих книг - Египетская и Тибетская, хотя подобная литература есть и в индуистской, мусульманской и среднеамериканской культурных традициях. В средневековой Европе этой теме были посвящены многочисленные труды, известные под общим названием « Ars Moriendi », или искусство умирания. Поскольку человек способен при жизни испытывать состояния сознания, связанные с умиранием, эти тексты могут служить и руководством для медитации и инициации.

Таким образом, в древности и в эпоху доиндустриальной культуры умирающий человек был вооружен религиозными и философскими представлениями, превосходящими смерть, и, возможно, имел предшествующий опыт пребывания в изменен­ных состояниях сознания, включая символическую встречу со смертью. Приближение смерти он встречал в кругу близких, по­лучая поддержку и утешение от членов семьи, клана или племе­ни, а иногда даже специальное компетентное руководство на последовательных стадиях умирания. Средний западный чело­век перед смертью оказывается в совершенно иной ситуации. Религиозное учение о загробной жизни дискредитировано мате­риалистической наукой и рассматривается лишь в отношении к истории и географии. Религиозная жизнь в значительной сте­пени имеет только внешние проявления, потеряв связь с изна­чальными внутренними источниками. Образованный западный человек, как правило, считает веру в сознательную жизнь после смерти и в посмертный путь души проявлением примитивного страха и суеверия людей, лишенных преимущества научных знаний. В картезианско-ньютоновском мировоззрении созна­ние - продукт деятельности головного мозга, и поэтому оно прекращает существование в момент физической смерти. И хотя существуют разногласия по поводу того, что считать смертью - остановку сердца или прекращение электрической активности головного мозга, - идея сознательной жизни после смерти ока­зывается несовместимой с материалистической наукой.

В контексте нашей прагматической философии, превозно­сящей успех и материальное благосостояние, старость и смерть рассматриваются не как неотъемлемые части жизненного про­цесса, а как поражение, болезненное напоминание об ограни­ченности нашей власти над природой. Неизлечимо больной и умирающий человек в нашей культуре считается проигравшим, и так же считает он сам.

Современная медицина полностью полагается на достиже­ния техники и сверхспециализированную аппаратуру, утратив холистический подход, характерный для народной медицины. В отношении к умирающему преобладает стремление во что бы то ни стало победить смерть или отсрочить ее приход. В этой борьбе за механическое продолжение жизни очень мало внима­ния уделяется тому, как пациент проводит последние дни, его психологическим, философским и духовным потребностям. Престарелых и умирающих удаляют из семьи и из повседневной

жизни, помещают их в дома призрения и больницы, где осмыс­ленное человеческое общение заменяется изощренной техни­ческой мишурой: кислородными палатками, колбами и трубка­ми для вливания, электростимуляторами и мениторами жизнен­но важных функций.

Не только современные религия, философия, социальная структура и медицина не могут предложить средства для облег­чения душевных страданий умирающего. До недавнего времени даже психологии и психиатры поддерживали атмосферу всеоб­щего отрицания и запретов, окружавших смерть. Противостоя­ние смерти - полный биологический, эмоциональный, психоло­гический и духовный кризис - оказывалось, пожалуй, единст­венной жизненной ситуацией, где была недоступна компетент­ная психологическая помощь. Специалисты в области душевно­го здоровья с педантичным вниманием к деталям занимались множеством несущественных проблем, систематически укло­няясь от исследований опытов умирания.

Хотя и в настоящее время положение вещей далеко от идеа­ла последнее десятилетие произошли радикальные изменения в области знаний о смерти и в отношении к ней. Начало этого процесса было в значительной мере связано с работой амери­канского психиатра, швейцарки по происхождению, Элизабет Кюблер-Росс и с ее книгой «О смерти и умирании». В дополне­ние к своей всемирно известной деятельности по облегчению эмоционального состояния умирающих д-р Кюблер-Росс суме­ла пробудить позитивный интерес к опыту, связанному со смертью. Другое важное направление танатологических иссле­дований развивалось независимо в области психоделической терапии раковых больных. Было показано, что вызванные ЛСД переживания смерти и повторного рождения и мистические состояния сознания могут изменять отношение пациентов к жизни и смерти и смягчать страх перед смертью. Результаты современных исследований смерти и умирания в значительной мере подтвердили общие положения эсхатологических систем не-западных культур. Это вызвало новый интерес и признание Западом древнейших и восточных религий и философий. Ста­новится очевидным, что эти системы верований основаны на глубоком понимании человеческого разума и необычных состоя­ний сознания, на знаниях о наиболее универсальном аспекте человеческого бытия, и поэтому они имеют огромное значение для всех нас.

ОПЫТ КЛИНИЧЕСКОЙ СМЕРТИ И БЛИЗОСТИ СМЕРТИ

Отрицание западной наукой концепции сознательной жизни после смерти как построения, основанного на суеверии и страхе смерти, не было тем не менее результатом тщательного изуче­ния вопроса, характерным для научного подхода. Как раз наоборот, до недавнего времени медицина и психиатрия стара­тельно избегали этой проблемы. Возможность существования сознания после смерти отвергалась не потому, что ей противоре­чили данные клинических наблюдений, а априори, потому что сама концепция была несовместима с существующими научны­ми теориями. Однако научные парадигмы не следует путать с истиной - они представляют собой, в лучшем случае, рабочую модель, организующую современные исследования. Если в рам­ки парадигмы не укладываются важные научные данные, ее нужно заменить более адекватной концептуальной схемой.

Первое серьезное изучение опыта смерти было предпринято не в двадцатом веке, а в девятнадцатом, и не психологом или психиатром, а известным швейцарским геологом Альбертом Хеймом . Мистические переживания во время падения в Альпах, едва не окончившегося смертью, пробудили в нем интерес к субъективному опыту, связанному с жизненно опасными ситуа­циями и с умиранием. В течение нескольких десятилетий он со­бирал наблюдения и свидетельства людей, переживших серьез­ные несчастные случаи: раненых солдат, каменщиков и кровель­щиков, срывавшихся с большой высоты, рабочих, попадавших в стихийные бедствия в горах и железнодорожные катастрофы, тонувших рыбаков. Однако наиболее важная часть работы Хейма основана на сообщениях альпинистов, которые пережили серьезные падения в горах.

Впервые Хейм опубликовал свои открытия в докладе на съезде Швейцарского Альпийского клуба в 1892 году. Он сделал заключение о том, что субъективный опыт близости смерти уди­вительно сходен в 95% случаев, независимо от сопутствующих обстоятельств. Умственная деятельность сначала резко уско­ряется и обостряется. Восприятие событий и предвидение исхо­да обычно бывают вполне отчетливыми. Время необыкновенно растягивается, а люди действуют с быстротой молнии и в пол­ном соответствии с реальными обстоятельствами. Как правило, за этой стадией следует внезапный обзор жизни.

По Хейму , происшествия, в которых человек внезапно ока­зывается перед лицом смерти, гораздо более «ужасающи и же­стоки» для свидетелей, чем для жертвы. Во многих случаях зрители были глубоко потрясены и переживали длительную мораль­ную травму, в то время как жертва, если не получала серьезных физических повреждений, выходила из ситуации безболез­ненно.

В 1961 году Карлис Осис с соавторами для детализации опы­та умирающих пациентов проанализировали более шестисот вопросников, возвращенных врачами и медицинскими сестрами. Из 10% больных, находящихся в сознании за час до смерти, большинство имело разнообразные сложные видения. Некото­рые образы более или менее соответствовали традиционным ре­лигиозным представлениям о рае, аде, Вечном Городе, в других видениях присутствовали мирские образы непередаваемой красоты: изысканные ландшафты с экзотическими птицами, идиллические сады. Менее часто встречались устрашающие ви­дения дьяволов и ада и ощущения погребения заживо. Осис подчеркивает сходство этих предсмертных опытов с образами эсхатологической мифологии и психоделическими явлениями, вызываемыми ЛСД и мескалином .

В 1971 году Рассел Нойес , профессор психиатрии универси­тета Айовы, исследовал большое количество сообщений лиц, оказывавшихся перед лицом смерти, в том числе и материалы Хейма о швейцарских альпинистах, описания сцен смерти в ли­тературе и автобиографические наблюдения выдающихся лич­ностей, таких как Карл Густав Юнг. Нойес выделил сходные, повторяющиеся в этих опытах элементы и дал определение трем последовательным стадиям умирания. Первая фаза, названная им «сопротивление», характеризуется сознанием опасности, страхом смерти и, наконец, смирением перед смертью. Далее следует «обзор жизни», когда перед человеком проносятся вос­поминания о важнейших моментах жизни или возникает сжа­тая панорамная картина всего его жизненного пути. Последняя стадия - «трансценденция » - связана с мистическими, рели­гиозными и «космическими» состояниями сознания.

Анализ опытов смерти, проведенный Нойесом , можно про­иллюстрировать сообщением молодой женщины, описывающей свое состояние во время автомобильной катастрофы. У ее авто­мобиля отказали тормоза на большом шоссе. Неуправляемая машина в течение нескольких секунд скользила по мокрой мо­стовой, ударяясь о другие машины, и в конце концов врезалась в грузовик.

«За те несколько секунд, пока мой автомобиль был в движе­нии, я испытала ощущения, которые, казалось, охватили века. Необычайный ужас и всепоглощающий страх за свою жизнь быстро сменились ясным сознанием того, что я умру. Как это ни странно, одновременно пришло такое глубокое ощущение по­коя и мира, какого я никогда раньше не испытывала. Казалось, я перемещалась с периферии своего существа - тела, заклю­чавшего меня, - в самый центр моего Я, место невозмутимого спокойствия и отдохновения. Мантра влилась в мое сознание с легкостью, никогда мной не испытываемой во время медитаций. Время как бы исчезло; я наблюдала свою собственную жизнь: она проходила передо мной как фильм, очень быстро, но пора­зительно подробно. Достигнув границы смерти, я как бы оказа­лась перед прозрачным занавесом. Движущая сила опыта влекла меня через занавес - я была все еще абсолютно спокой­на, - и вдруг я осознала, что это не конец, а скорее, переход. Описать мои дальнейшие ощущения я могу только следующим образом: все части моего существа, чем бы я в тот момент ни бы­ла, ощущали континуум за тем, что я раньше считала смертью. Я чувствовала, что сила, направлявшая меня к смерти, а по­том за ее пределы, будет вечно вести меня в бесконечную даль.

Как раз в этот момент мой автомобиль врезался в грузовик. Когда он остановился, я огляделась вокруг и поняла, что каким-то чудом осталась жива. Потом произошло нечто поразитель­ное: сидя в груде разбитого металла, я почувствовала, что гра­ницы моей личности исчезают и я начинаю сливаться со всем окружающим - с полицейскими, обломками машины, рабочи­ми с ломами, пытающимися меня освободить, машиной «скорой помощи», цветами на соседней клумбе, телерепортерами. Ка­ким-то образом я видела и чувствовала свои раны, но казалось, что они не имеют ко мне никакого отношения - они были лишь частью быстро расширявшейся системы, включавшей в себя гораздо больше, чем мое тело. Солнечный свет был не­обыкновенно ярким и золотым, казалось, что и весь мир сияет прекрасным светом. Я ощущала счастье и бьющую через край радость, несмотря на драматизм обстановки, и это состояние сохранялось в течение нескольких дней в больнице. Это проис­шествие и связанный с ним опыт полностью изменили мое миро­воззрение и понятие о существовании. Раньше я не особенно интересовалась вопросами духа и считала, что жизнь заключена между рождением и смертью. Мысль о смерти всегда меня пу­гала. Я верила, что «мы проходим по сцене жизни лишь однаж­ды», а потом - ничего. Попутно меня мучил страх, что я не успею осуществить в жизни все, чего хочу. Теперь я совершенно по-другому представляю себе мир и мое место в нем. Мое само­ощущение превосходит представление о физическом теле, огра­ниченном рамками времени и пространства. Я знаю, что я часть огромного безграничного творения, которое можно назвать бо­жественным».

Выход в свет книги Раймонда А. Муди «Жизнь после жиз­ни» в 1975 году увеличил интерес Запада к субъективному опыту умирающих . Автор книги, врач и психолог, проанализировал сто пятьдесят описаний опыта близости смерти и лично опросил около пятидесяти людей, перенесших клиническую смерть. На основе этих данных он выделил характерные, с большим посто­янством повторяющиеся элементы опыта смерти.

Общей чертой всех сообщений была жалоба на то, что эти субъективные события невозможно описать, на неадекватность нашего языка для выражения их сущности. Это же характерно и для мистических состояний сознания. Другим важным эле­ментом было ощущение выхода из тела. Многие опрашиваемые рассказывали, что, находясь в коматозном состоянии, они на­блюдали самих себя и окружающее со стороны и слышали разговоры врачей, сиделок и родственников, которые обсуждали состояние больного. Они могли подробно описать манипуляции, производимые с их телом. В некоторых случаях соответствие этих описаний действительности было подтверждено последую­щей проверкой. Внетелесное существование может принимать разные формы. Некоторые описывали себя как сгусток энергии или чистое сознание. Другие ощущали, что имеют тело, но тело проницаемое, невидимое и неслышимое для принадлежащих к феноменальному миру. Иногда люди испытывали страх, смяте­ние и желание вернуться в физическое тело. В других случаях возникали экстатические ощущения отсутствия времени и веса, спокойствия и безмятежности. Многие слышали странные зву­ки: явно неприятные шумы или, наоборот, ласкающие звуки вол­шебной, божественной музыки. Очень много описаний движе­ния через темное замкнутое пространство - туннель, пещеру, дымоход, цилиндр, ущелье, желоб, канализационную трубу. Часто люди сообщают о своих встречах с другими существа­ми - умершими друзьями и родственниками, «духами-храни­телями» или «духами-проводниками». Особенно часты виде­ния «светящегося существа», которое появляется как источник неземного сияния, но при этом проявляет такие личностные качества, как любовь, теплота, сочувствие и чувство юмора. Общение с этим существом происходит без слов, путем беспре­пятственного обмена мыслями и часто сопровождается опытом обзора жизни и божественного суда или самооценкой.

На основании этих данных Муди попытался воссоздать кар­тину типичного опыта посмертного состояния. И хотя его «сос­тавная» модель - результат обобщения большого числа опыгов , а не отражение действительного индивидуального, она представляет большой интерес для нашего обсуждения.

Умирающий человек достигает высшей точки физических страданий и слышит, как врач констатирует его смерть. Потом он слышит неприятный шум, громкий звон или жужжание и одновременно чувствует, что очень быстро движется через тем­ный узкий туннель. Он внезапно оказывается вне собственного тела, но все в той же обстановке и наблюдает собственное тело со стороны, как зритель. С этой необычной позиции он видит попытки вернуть его к жизни и приходит в смятение.

Через некоторое время он собирается и несколько привыкает к своему новому состоянию. Он замечает, что все еще имеет те­ло, но совсем другой природы и обладающее иными возможно­стями, чем оставленное им физическое тело. Потом появляются другие существа. Они встречают его и помогают ему. Он видит духи умерших - родных и друзей, а потом дух, исполненный тепла и любви, не похожий ни на что, виденное ранее, - светя­щееся существо - появляется перед ним. Это существо без слов задает ему вопросы, помогает оценить жизнь, показывая в течение мгновения ее важнейшие события. В некий момент человек ощущает свое приближение к какой-то границе или барь­еру, очевидно отделяющим земную жизнь от следующей за ней. Тем не менее оказывается, что он должен вернуться на землю и что время его смерти еще не пришло. Захватывающий опыт не­земной жизни заставляет его сопротивляться возвращению. Он переполнен чувством радости, любви и мира. Несмотря на все это, он каким-то образом воссоединяется с физическим телом и продолжает жить.

Позже он пытается рассказывать о происшедшем, но встре­чается с рядом трудностей. Во-первых, человеческий язык ока­зывается непригодным для описания неземных событий, а во-вторых, окружающие относятся к этим рассказам с недоверием и насмешкой, так что он оставляет свои попытки. Все же этот опыт оказывает глубокое влияние на его жизнь, особенно на представление о взаимоотношении смерти и жизни.

Замечательны параллельные места в исследованиях Муди и описаниях загробной жизни в эсхатологической литературе, особенно состояний Бардо в Тибетской Книге мертвых. Сходные, если не идентичные, элементы наблюдаются и во время психоделических сеансов, когда субъект переживает столкно­вение со смертью в рамках процесса «смерть - повторное рождение». Как будет показано в следующих разделах, суще­ствует также ряд аналогий со спонтанно возникающими состоя­ниями у некоторых больных шизофренией.

ОБРАЗЫ ПОСМЕРТНОГО

Сравнительное изучение представлений о загробной жизни у разных народов и в разных религиях открывает их глубокое сходство. Это сходство прослеживается даже в тех случаях, ког­да до складывания эсхатологических верований их носители не имели доказанных контактов. Весьма примечательно совпаде­ние некоторых тем, особенно общность двух важнейших поляр­ных образов загробной жизни: обители праведников - неба, или рая, и места пребывания грешников - ада.

Основные эмпирические черты рая и ада всегда одинаковы: бесконечная радость и счастье рая и бесконечные муки ада, хотя формальная сторона этих представлений изменяется в широких пределах от конкретных образов, напоминающих во всех важ­ных проявлениях земное существование, до совершенно абст­рактных метафизических построений. Не всегда ясно, являются ли образы, имеющие вполне конкретное воплощение в изобразительном искусстве, буквальным и точным отражением пред­ставлений о загробной жизни или метафорами состояния соз­нания, которое трудно выразить впрямую средствами искус­ства.

Современные исследования сознания предлагают новую ин­тересную точку зрения на эту проблему. Во время психодели­ческих сеансов, в спонтанных галлюцинаторных состояниях и в практике экспериментальной психотерапии возникают как экстатические и кошмарные состояния абстрактного характе­ра, так и весьма конкретные видения неба и ада. Большое впе­чатление производит то обстоятельство, что иногда эти эсхато­логические образы и символы имеют отношение к совершенно неизвестной субъекту культурной системе или абсолютно чуж­ды его предыстории. Такие факты поддерживают концепцию Юнга о коллективном и расовом подсознании.

Сообщения людей, имевших опыт клинической смерти или близости смерти, также имеют широкие пределы от описаний абстрактных состояний сознания до детальных картинных видений. Излагая свои ранние наблюдения, Муди подчеркивает именно отсутствие мифологических элементов, таких как «рай художника с жемчужными воротами, золотыми улицами, кры­латыми ангелами, играющими на арфах, или ад с языками пла­мени и чертями с вилами». Однако в более позднем дополнении к своей книге он пишет, что находит все больше людей, которые во время столкновений со смертью видели конкретные и деталь­ные архетипические образы райских пейзажей, сияющих горо­дов и роскошных дворцов, экзотических садов и величественных рек. В качестве негативного опыта он приводит описания аст­ральных областей, где обитают смятенные духи, растерянные развоплощенные существа, не сумевшие полностью освободить­ся от физического мира. Очевидно, вопрос о соотношении абст­рактного и конкретного в посмертном опыте отражает не субъ­ективные различия в интерпретации, а действительное сущест­вование разных типов посмертного состояния сознания.

Образы рая и ада как в конкретных, так и в абстрактных воплощениях представляют собой полярные противоположности. Они в некотором смысле негативные отражения друг друга и комплиментарны друг другу. Изображение этих двух обителей мертвых в искусстве всегда подчеркивает их противополож­ность как в общей атмосфере, так и в деталях. Небесные царст­ва полны простора, света и свободы. Инфернальные простран­ства замкнуты, темны, вызывают чувство угнетения и ужаса. Та же полярность касается пейзажа, архитектуры, обитателей и происходящего с умершими.

Небесное царство, или рай, обычно залито белым или золо­тым светом, там сияют облака и радуги. Природа представлена своими лучшими творениями: плодородной почвой, полями спелого зерна, прекрасными оазисами и парками, роскошными садами и цветущими лугами. Деревья перегружены великолеп­ными цветами и спелыми плодами. Дороги вымощены золотом, бриллиантами, рубинами, изумрудами и другими драгоценными камнями, райские ландшафты орошаются фонтанами юности, ручьями с живой водой, озера чисты, реки текут молоком, медом и душистым маслом. Творения небесной архитектуры полу­прозрачны и представлены дворцами, сияющими золотом и дра­гоценными камнями. Залы освещаются хрустальными светиль­никами и украшены пляшущими фонтанами. Воздух наполнен ароматом благовоний. Обстановка ада, наоборот, темна, бес­плодна и пустынна. В пейзаже преобладают кратеры вулканов, зияющие пропасти, нагромождение скал, темные ущелья и огне­дышащие ямы. Вместо древ жизни и роскошных садов в аду растут колючие деревья, покрытые шипами, мечами, кинжалами и ядовитыми плодами в форме головы дьявола. Чистые ручьи и источники юности сада любви замещаются мутными опасными реками, озерами огня, зловонными лужами и предательскими гнилыми болотами. Двойниками небесных дворцов являются зловещие подземные сооружения, окруженные непроходимыми стенами, с негостеприимными холодными коридорами и зло­вонным воздухом. Высокие трубы и полыхающие горны кузниц окутывают серным дымом адские города.

Та же полярность распространяется и на обитателей неба и ада. Божественные существа изысканно красивы, они эфирны , полупрозрачны, светлы и окружены светящейся аурой или ним­бом. Они благожелательны, дают исцеление, помощь и защиту. Демоны или дьяволы черные и мрачные, обладают звериной, ужасающей внешностью. Жестокие и злобные, они воплощают в себе необузданные инстинктивные силы. Этот контраст наибо­лее ярко выражен в образах верховных существ загробного ми­ра и прекрасно иллюстрируется христианским образом трех­главого Сатаны, пародирующим Святую Троицу.

Рай и небесное царство населяют павлины, попугаи и другие экзотические птицы с блестящим оперением, яркие бабочки и ласковые животные. В аду обитают орлы, ястребы, совы и дру­гие отвратительные хищные птицы, кровожадные ягуары, гон­чие псы, летучие вампиры, гигантские рептилии, ядовитые гады и чудовища, пожирающие человеческие души.

Что касается существования душ, то радость, счастье и безмятежность рая имеют двойника в виде нечеловеческих телес­ных мук и всех возможных душевных страданий в аду. Вместо сладкой гармоничной музыки и хвалебных песен в честь верхов­ного божества в аду звучит какофония скрежета зубовного, не­человеческих воплей и мольбы о пощаде. В противоположность аромату благовоний и божественного фимиама рая ад пропитан едким запахом серы, горящего мусора, гниющих трупов, навоза и падали. Праведники на небе питаются амброзией, нектаром, Сомой, сладкими плодами или непосредственно эманацией божественной энергии, а души, обреченные аду, мучит нестер­пимый голод и неутолимая жажда, их заставляют поедать нечистоты и даже куски собственной плоти.

Последние работы по изучению сознания заставили совре­менную науку изменить свои взгляды на рай и ад. Теперь стало ясно, что они являются состояниями сознания, доступными любому человеку при определенных обстоятельствах. Как указывал Олдос Хаксли в «Небе и аде», наркоманы довольно часто испытывают счастье царства небесного и муки ада. Эти состояния сознания также возникают спонтанно во время ду­шевных расстройств, которые мы называем «острыми психотическими эпизодами». Мы выяснили, что видения рая и ада возникают у людей перед клинической смертью. Эти факты говорят о том, что мы должны произвести переоценку нашего отноше­ния к эсхатологической мифологии. Вместо того чтобы считать сведения о рае и аде бесполезным заблуждением, мы должны рассматривать их как бесценное руководство к пребыванию в незнакомом мире, в который каждый из нас войдет рано или поздно.

ПОСМЕРТНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ДУШИ

Образы обителей праведников и грешников - только один из важных аспектов загробного существования. Во многих культурах существует идея посмертного путешествия души. Умерший не сразу достигает окончательного предназначения, сначала он должен пройти через ряд необыкновенных событий, искушений и испытаний. Иногда они заключаются в путешест­вии по местности, похожей на земные пустыни, высокие горы, джунгли или болота. Душа может встретить странные фанта­стические существа и вступать в борьбу с ними. В других слу­чаях обстановка загробного мира имеет очень мало общего с чем-либо земным. Стадии посмертного путешествия могут пред­ставлять собой последовательность необычных более или менее абстрактных состояний сознания вместо конкретных мест и событий. Общим моментом в представлениях о посмертном пу­ти души часто является идея Божественного Суда. Она присут­ствует в тех или иных формах не только в иудаизме, христиан­стве, мусульманстве, зороастризме, в египетских традициях, но и в странах Востока, таких как Индия, Япония и Тибет, и даже в среднеамериканских религиях. Если некоторые описания посмертного путешествия души кажутся простыми и наивными, то другие предлагают сложную и изощренную картину необыч­ных состояний сознания. В индуизме, буддизме и джайнизме это путешествие является частью сложнейших космологи­ческих и онтологических схем, включающих в себя циклы пере­рождений, цепь индивидуальных перевоплощений и закон кармы - зависимости последующего воплощения от итогов преды­дущей жизни.

В истории человечества две культуры проявляли особый интерес к смерти и умиранию: Древний Египет и Тибет. Для обеих религий характерна глубокая вера в продолжение сознательной жизни после физической смерти. В них созданы слож­ные обряды для облегчения перехода умирающего в загробный мир и картографии для руководства путешествием души. Пись­менные изложения этих учений известны на Западе как Египет­ская и Тибетская Книги мертвых. Эти документы заслуживают специального обсуждения в контексте нашего исследования.

Египетская Книга мертвых представляет собой сборник мо­литв, песнопений, магических заклинаний и мифов, связанных со смертью и загробной жизнью. Эти погребальные тексты известны под названием «Появление в Свете» или «Выход в День». Их материал очень разнороден и отражает исторический кон­фликт между двумя сильными религиозными традициями: куль-

том солнечного бога Амона-Ра и культом Осириса. С одной стороны, тексты Книги усиленно подчеркивают роль бога солнца и его божественной свиты. Определенные магические формулы должны помочь умершему вступить на борт солнечной лодки и наслаждаться блаженной жизнью, сопровождая бога солнца в его ежедневном путешествии. С другой стороны, тексты отра­жают традиции древнего погребального культа Осириса, кото­рый в соответствии с легендой был убит своим братом Сетом и воскрешен сестрами Изидой и Нефтидой . После возвращения к жизни он стал правителем Царства Мертвых. По этой традиции умерший ритуально отождествлялся с Осирисом, и его можно было воскресить.

Солнечный бог Амон-Ра во время своего ежесуточного путе­шествия проходил сложную последовательность событий. Днем он пересекал небо в солнечной барке, а область, которую он проходил ночью, и была страной душ - дуатом .

Древние египтяне верили, что земля плоская, а весь обитае­мый мир, то есть Египет, окружен цепью могучих непроходимых гор. Солнце поднималось утром на востоке через отверстие в этой горной гряде и исчезало в другом отверстии на западе. За горами лежал дуат , он располагался параллельно горной цепи на земной или небесной равнине. Дуат окружала другая горная цепь, таким образом, Царство Мертвых находилось в долине и отделялось от Египта и от светил - солнца, луны и звезд, освещавших небо. Дуат был страной тьмы и мрака, страха и ужасов. Он был разделен на двенадцать областей согласно ко­личеству ночных часов. В каждую область вели врата, которые охраняли три божества, и каждая была полна опасностей для членов экипажа солнечной лодки. Они должны были преодоле­вать огненные пространства, где жара и горячий пар сжигали ноздри и горло. Ужасные фантастические создания угрожали им на пути, и с ними надо было сражаться. Главный враг солнеч­ного бога, гигантский змей Апоп - воплощение брата Оси­риса Сета - вновь и вновь пытался поглотить солнечный диск.

Царство Осириса располагалось в области дуата «Тростни­ковые Поля». Чтобы быть допущенной в царство, душа должна была пройти суд в Зале Д вух Истин или в Зале Маат . Бог Анубис с головой шакала взвешивал на весах поступки умершего. На одной из чаш лежало его сердце, а на другой перо, символ боги­ни Правды, Маат . Бог Т от с головой ибиса, писец Царства Мерт­вых, записывал приговор суда. Чудовище, сочетавшее в себе признаки крокодила, льва и бегемота, стояло наготове, чтобы проглотить осужденную душу.

Путешествие через мрачную долину загробного мира пред­ставляло опасность как для людей, так и для богов. Единствен­ным надежным проходом через дуат был путь бога Солнца, поскольку восход солнца каждый день объявлял его победу и возрождение. Для последователей Ра целью загробной жизни было вступить в солнечную лодку и вечно сопровождать бога Солнца в его пути. Последователей Осириса солнечная лодка должна была доставить в его царство, где они сходили на берег и в случае успешного исхода суда оставались навечно.

Как и древнеегипетская, тибетская культура была всецело обращена к духовному началу и до настоящего времени сохра­нила богатство знаний о глубочайших тайнах внутренней жиз­ни и сознания. Однако изучение смерти - единственной опре­деленности, которую дает нам жизнь, - должно быть централь­ным моментом исследования сознания независимо от культур­ных традиций, потому что понимание смерти является ключом к освобождению в жизни. В тибетской религиозно-философской традиции смерть, так же как и жизнь, требует совершенно соз­нательного отношения. Для просвещенного человека время, место и обстоятельства смерти уже не могут быть случайными. Умирание как бы «предпринимается сознательно». Дух транс­формируется, а тело распадается на элементы и исчезает бес­следно. Такой феноменальный исход, полное освобождение духа, называется «Великим Переходом» и возможен лишь в редчайших случаях. Несколько чаще, хотя тоже чрезвычайно редко, человек достигает состояния «Радужного Тела». В этом случае через семь дней после смерти от тела остаются только во­лосы и ногти - «нечистые части». Подобная смерть была в по­следний раз зарегистрирована в 1950-х годах в Китае. Если освобождение не достигнуто человеком при жизни, существует возможность достигнуть его вскоре после смерти. Для этой цели и предназначена Книга мертвых. Тибетская Книга мерт­вых более позднего происхождения, чем Египетская. Несом­ненно, основанная на более древних устных источниках, в письменной форме она появилась впервые в VIII в. н. э. и была написана Падма-Самбавой , проповедником буддизма в Тибете. Эта книга - руководство к прохождению Бардо , промежуточ­ных состояний между смертью и следующим воплощением. Она содержит в себе весьма точную информацию даже в отношении длительности пребывания в том или ином состоянии. Целью книги является помочь умершему опознать посмертные состоя­ния, в которых возможно освобождение. Это опознание уподоб­ляется узнаванию матери сыном. Знание, полученное при жиз­ни с помощью наставлений и практики, - Сын Мудрость, после смерти встречает и узнает Мать Мудрость - свет и истинную чистоту.

В первой части книги описаны отделение духа от тела и со­стояния, непосредственно следующие за смертью. В этом пер­вом Бардо в момент смерти дух получает ослепительное виде­ние Первичного Чистого Света Истинной Реальности. В этот же момент дух может освободиться, если способен опознать Свет и не испугается его нечеловеческой яркости. Те, кто упускает эту возможность в силу недостаточной подготовленности, по­лучают второй шанс, когда Вторичный Чистый Свет нисходит на них. Если и эта возможность упущена, они должны пройти сложную последовательность состояний в следующих Бардо , в которых их сознание все больше отдаляется от освобождающей истины и приближается к новому воплощению.

В Бардо Испытания Реальности душа встречается с рядом божественных существ: мирными божествами, окруженными блистающим светом, злобными божествами, божествами, ох­раняющими двери, хранителями знаний и т.д. Одновременно с видениями этих божеств дух умершего ощущает слабый свет различных оттенков, указывающий определенные «лока », или царства, в которых он может возродиться: царство богов (дэ-валока ), царство титанов (асуралока ), царство людей (мана-лока ), царство полулюдей (тириалока ) царство голодных духов (преталока ) и царство ада (наралока ). Приближение к этому свету препятствует освобождению и облегчает возрождение.

Если дух умершего не использует возможности освобожде­ния в двух первых Бардо , он попадает в третье - Бардо Ищу­щих Возрождения. На этой стадии он обретает тело, не состоящее из плотного вещества, но наделенное способностью беспре­пятственного движения и проникновения через твердые объ­екты. Закон кармы определяет, что будет испытывать душа в этом Бардо - счастье или мучения. Отрицательная карма обрекает на муки: столкновения с хищными зверями и разрушительными силами природы. Положительная дает не­земные удовольствия. Обладающие нейтральной кармой не испытывают на этой стадии ничего, кроме тупого безразли­чия.

Важнейшим моментом в этом Бардо является суд, в процес­се которого повелитель и судья мертвых Дхарма-Раджа оцени­вает их поступки с помощью зеркала кармы. Это зеркало отра­жает все хорошие и дурные поступки, которые соизмеряются в виде белых и черных камешков. После суда перед умершим от­крывается шесть путей кармы в соответствии с результатами оценки его добродетелей и пороков. Во время пребывания в Бардо Ищущих Возрождения важно осознавать, что все суще­ства и события иллюзорны и являются лишь проекцией собственного сознания умершего. Если и здесь возможность осво­бождения не реализована, возрождение неизбежно. Все, что может предложить в этом случае книга, - это способы избежать нежелательных воплощений и выбрать наиболее благоприятное. Хотя Египетская и Тибетская Книги мертвых - наиболее из­вестные примеры подобнрго рода литературы, они ни в коем случае не уникальны. Сходные произведения существуют в других религиях: в мусульманстве, индуизме, китайском и япон­ском буддизме, в среднеамериканских культурах. Гораздо ме­нее известны подобные документы в нашей культуре. В конце средних веков во многих европейских странах, особенно в Австрии, Германии, Франции и Италии, были широко распространены труды, которые обычно объединяются под названием «Искусство умирания» (« Ars Moriendi »). Эти литературные ис­точники относятся к двум категориям: во-первых, книги, кон­центрирующие внимание на опыте умирания и искусстве на­ставления умирающих в последние часы жизни, во-вторых, кни­ги, имеющие отношение к значению смерти для жизни.

Тексты первой группы - это обширный сборник сведений о важных эмпирических аспектах умирания. Примером могут служить явления, интерпретируемые священнослужителями как нападение Сатаны, попытки сил ада совратить душу с ее пути в Царствие Небесное яростным вмешательством в крити­ческий момент. В большинстве наставлений говорится о пяти важнейших следствиях борьбы Дьявола за душу: колебания умирающего в вере; отчаяние и малодушие; нетерпение и раз­дражительность, связанные с физическими страданиями; само­мнение, тщеславие и гордость; алчность, скупость и другие мир­ские проявления и привязанности. Попытки Дьявола встречают противодействие божественной силы, которая посылает умирающему предчувствие Неба, предвидение высшего суда, ощущение помощи свыше и обещание спасения. Современные исследования сознания показывают, что люди, оказывающиеся перед лицом символической смерти во время психоделических сеансов или в состоянии острого биологического кризиса, дей­ствительно «видят» многие из этих явлений. Нет никаких сомне­ний в том, что описания умирания в « Ars Moriendi » и других по­добных руководствах должны приниматься всерьез: они пред­ставляют собой скорее удивительно точные эмпирические сведе­ния, чем произвольные вымышленные построения.

Тексты, посвященные процессу биологической смерти, предлагают также конкретные инструкции, которыми умирающие и их помощники должны руководствоваться в последние часы перед смертью. Большинство средневековых руководств сх одятся на том, что особенно важно создать у умирающего правильное состояние духа. Абсолютно недопустимо внушать ложные надежды на выздоровление. Умирающий должен полу­чить всестороннюю поддержку, чтобы обратиться лицом к смер­ти и принять ее. Мужественное приятие смерти считается решающим моментом; попытки избежать смерти и отказ подчи­ниться ей являются двумя важнейшими опасностями, с кото­рыми встречается умирающий. В некоторых текстах ясно ука­зано, что более простительно внушить умирающему страх смер­ти, который может позднее оказаться напрасным, чем отрицать близость смерти и позволить человеку умереть неготовым к ней.

Книги второй группы говорят о важности понимания смерти для праведной жизни; их яркие образы подчеркивают преходя-щесть бытия, вездесущность смерти и бессмысленность всех мирских устремлений. До недавнего прошлого одержимость идеей непрочности существования, выражавшаяся в тяге к смерти и презрении к миру, рассматривалась западными фило­софами как симптом социальной патологии. Тем не менее по наблюдениям результатов воздействия ЛСД и по данным экспе­риментальной психотерапии столкновение с наиболее потря­сающим и отталкивающим аспектом существования может иметь результатом духовное прозрение и качественно новое отношение к миру.

Двойственная направленность « Ars Moriendi »: к смерти и к жизни, очевидно, является характерной чертой всех Книг мертвых. В них не просто заключены знания о смерти, они учат альтернативному подходу к жизни через опыт смерти. Это по­ложение имеет столь важное значение , что мы обсудим его бо­лее подробно.

РИТУАЛЬНОЕ ОБЩЕНИЕ СО СМЕРТЬЮ

Возможность приобрести опыт смерти, не умирая в действи­тельности, посещать царство мертвых и возвращаться оттуда, общаться с миром духов предоставлялась многим людям, начи­ная с первых дней истории человечества. Наиболее древним примером подобного рода может служить феномен шаманизма.

Основным моментом в посвящении урало-алтайских и си­бирских шаманов является приобретение опыта смерти в форме ритуального умирания и возрождения. По словам многих шама­нов, во время «болезни посвящения» они лежат в своих палатках или каком-нибудь уединенном месте от трех до семи дней состоянии, близком к смерти. В это время они совершают путе­шествие в иной мир, где подвергаются нападению демонов и ду­хов предков и жестоким мучениям. Хотя детали этого процесса могут сильно отличаться у разных народов и у конкретных шаманов, во всех случаях посвящение связано с общим состоянием ужаса, пыток и нечеловеческих страданий. Тело посвящаемого расчленяется на куски, из него выпускают все жидкости, плоть сдирают с костей, а глаза вырывают из глазниц. Когда от него остается один скелет, духи разных болезней делят между собой куски его тела. Затем посвящаемый получает новые плоть и кровь и совершает магический полет или восходит на небо по радуге, березе или длинному шесту. В этом опыте смерти и воз­рождения шаман получает сверхъестественные знания и силы от полубожественных существ человеческой или звериной внешности. Посвятительная смерть всегда кончается воскреше­нием и преодолением кризиса. Для шамана одинаково естест­венно пребывание как в «объективной реальности», так и в раз­личных областях неземного мира. Шаманы занимаются враче­ванием, становятся гадателями и прорицателями и сопровож­дают души умерших в посмертном путешествии.

Тема смерти и возрождения присутствует во многих мифо­логиях. Герои отправляются в загробный мир и после тяжелых испытаний, преодолев многие препятствия, возвращаются на землю, наделенные сверхъестественной силой. Боги, полубоги и герои после смерти возрождаются к жизни в новом обличий, вечно юными и бессмертными. В менее конкретной символике та же тема иногда выражается в образе героя, которого прогла­тывает, а потом изрыгает ужасное чудовище.

В разных частях света и в разные исторические периоды подобные легенды становились основой для священных таинств, в которых неофиты переживали ритуальную смерть и возрож­дение. Ассиро-вавилонские обряды, посвященные Таммузу и Иштар , представляют собой один из самых ранних (около 4000 лет до н.э.) примеров аллегории умирающего и воскресающего бога. В легенде Богиня-Мать спускается в подземный мир в поисках волшебного эликсира, чтобы оживить своего сына и мужа Таммуза. В древнеегипетских мистериях Изиды и Осири­са мифологической моделью ритуала служило убийство и расчленение тела Осириса братом Сетом и его волшебное воскре­шение сестрами - Изидой и Нефтидой . Особенно многочислен­ны сведения о мистериях Древней Греции и соседних государств. Знаменитые элевсинские таинства в Аттике были пост­роены на эзотерической интерпретации мифа о богине плодородня Деметре и ее дочери Персефоне, похищенной повелителем царства мертвых Плутоном. Этот миф, обычно трактуемый как аллегория сезонной циклики растительности, становится для посвящаемых метафорой для духовной трансформации. Орфизм, культ Диониса, мистерии Аттиса и Адониса хотя и основаны на разных мифах, имеют одну и ту же центральную тему: смерть и возрождение. Сходные обряды практиковались и в культах Митры, Гермеса, в Индии и Тибете, у народов Севера, у многих африканских племен, в доколумбовских обществах и во многих других культурных традициях.

Обсуждение общения со смертью в ритуальной форме было бы неполным без упоминания о посвятительных обрядах, в ко­торых посвящение проходит не один человек, а целые социаль­ные группы и даже народы. Посвятительные обряды - важные трансформирующие ритуалы, обычно приуроченные к биологи­чески значимым моментам, таким как рождение ребенка, обре­зание, наступление половой зрелости, вступление в брак, вто­рая зрелость и смерть. Ван Геннеп , описывая эти обряды, отме­чает, что в них можно выделить три характерных стадии. На первой стадии, названной им «отделение», посвящаемых изы­мают из социальной среды и держат в изоляции неделями и да­же месяцами. В это время с помощью ритуальных песен и тан­цев, из сказаний и легенд они получают знания о незнакомой территории, на которую им предстоит вступить. На второй ста­дии, «переход», применяются сильнодействующие методы из­менения сознания для имитации превращения. К этим методам относятся лишение сна, пост, боль, нанесение увечий, соци­альное давление, изоляция, эмоциональный и физический стресс, в некоторых случаях применение психоделических средств. Посвящаемые испытывают боль, хаос, смятение и страх в крайних выражениях и выходят из этого процесса разрушения с ощущениями обновления и перерождения. Третья стадия - «воссоединение» - включает в себя возвращение трансформи­рованного индивидуума в общество в новой роли. Глубина и ин­тенсивность опыта смерть-перерождение дают необходимое драматическое обрамление завершению старой социальной ро­ли и приобретению новой. Однако повторяющиеся в течение жизни опыты ритуального уничтожения, за которыми следует чувство перерождения, имеют и другую важную функцию: они готовят человека к действительной биологической смерти, да­вая ему глубокую, почти на клеточном уровне, уверенность в том, что эти состояния, периоды аннигиляции, означают пере­ход, а не окончание существования.

СМЕРТЬ И ПОВТОРНОЕ РОЖДЕНИЕ

ПРИ ШИЗОФРЕНИИ И В ПСИХОДЕЛИЧЕСКИХ СОСТОЯНИЯХ

Как мы упоминали выше, психологи и психиатры обычно рассматривали концепции существования сознания после смер­ти и посмертного путешествия души как продукт примитивного, магического способа мышления или как реакцию на страх перед смертью и конечностью бытия. До недавнего времени предпо­ложения о том, что описания посмертных переживаний души могут отражать эмпирическую реальность, мало кто принимал всерьез. Точно так же сообщения шаманов о путешествиях в иные миры, храмовые мистерии и посвятительные обряды обсуждались с применением терминов «примитивное суеверие», «групповое внушение» и «коллективная психопатология». Не только критики религии, но и духовенство и теологи относились к описаниям рая, ада и посмертного пути души как к сведениям исторического и географического характера, а не как к карто­графии необычных состояний сознания, потому что такая ин­терпретация казалась несовместимой с научным мировоззре­нием. Однако в последних современных исследованиях созна­ния получены данные, говорящие о том, что суждения запад­ной науки о древних и восточных системах мышления и духов­ной практике несостоятельны.

Давно известно, что больные шизофренией в периоды обо­стрения или в хронических психотических состояниях описы­вают глубокие переживания религиозного или мистического ха­рактера, очень близкие к традиционным эсхатологическим пред­ставлениям. Подобный опыт включает в себя убедительные ощу­щения столкновений с демонами, нечеловеческих мучений в аду, сцены Страшного Суда или, наоборот, встречи со святыми, ангелами, духами-проводниками и другими небесными сущест­вами, даже единение с Богом. В некоторых случаях образная структура опыта выходит за рамки христианской традиции, и в ней появляются элементы, близкие восточной эсхатологии (память о прошлых воплощениях, состояния, близкие к состоя­ниям Бардо Тибетской Книги мертвых).

К другому типу шизофренических явлений относится опыт «смерти - повторного рождения», особенно значимый для понимания смерти и умирания. Многие пациенты в острых пси­хотических состояниях испытывают драматические пережива­ния смерти и возрождения или даже разрушения, распада и вос­создания всего мира. В тех редких случаях, когда эти опыты имеют завершенную форму и хорошо обобщаются больными, в их мыслительной деятельности и социальной приспособленнос­ти наблюдаются заметные позитивные изменения. В этом про­цессе прослеживаются черты глубокого сходства с ритуальными трансформациями храмовых мистерий и посвятительных обря­дов.

В результате клинических наблюдений шизофреников пси­хиатры пришли к осознанию того, что эсхатологические описа­ния в религиозных трудах скорее имеют отношение к эмпири­ческой реальности, чем являются выражением отрицания смер­ти и фантастических желаний. Это обстоятельство послужило основанием для ряда западных ученых перевести религиозные верования из категории примитивных суеверий в категорию явлений психопатологии. В пятидесятых - шестидесятых го­дах ученым стали доступны новые важные данные. В это время психиатрия получила результаты глобального значения в облас­ти психоделических исследований. Катализатором этого бур­ного процесса было открытие швейцарским химиком Альбертом Гофманом в апреле 1943 г. психоактивных свойств ЛСД-25, диэтиламида лизергиновой кислоты. Когда это новое мощное психоделическое средство стало доступным для ученых во всем мире, началось систематическое и крупномасштабное изучение явления, известного с давних пор антропологам и историкам. Суть этого явления в том, что некоторые вещества могут вызы­вать у нормального индивидуума глубокие мистические и рели­гиозные состояния, в том числе и эсхатологические видения.

Тот факт, что психоделики , оказывая усиливающее и ката­лизирующее воздействие на человеческое сознание, индуцируют сходные состояния у случайной выборки подопытных , застав­ляет предполагать, что матрица подобного опыта существует в подсознании как нормальная составляющая человеческой лич­ности.

Хотя научный интерес к психоделическим средствам воз­ник сравнительно недавно, их применение в ритуальной прак­тике можно проследить с самых древних времен истории человечества. Растения, содержащие активные вещества, изменяю­щие сознание, издавна использовались для диагностики и лече­ния, для пробуждения сверхнормальных способностей, в маги­ческих и ритуальных целях. При раскопках поздне-палеолити-ческих поселений в Турции в могиле шамана были обнаружены остатки растений. Анализ пыльцы установил, что эти растения содержали психоделические вещества. В китайской медицине галлюциногенные вещества применяются уже более 3500 лет. Индоарийские племена несколько тысячелетий назад употреб­ляли легендарный священный напиток Сому, известный по ведическои литературе. Конопля под различными назвинимми много веков применяется в Азии и Африке в народной медици­не, религиозных церемониях, а также для расслабления и удо­вольствия. В средние века зелья и мази из психоактивных расте­ний широко использовались в обрядах Черной Мессы и в шаба­шах ведьм. Наиболее известные из ингредиентов колдовских зе­лий - это белладонна, дурман, мандрагора и белена. Употреб­ление психоделических веществ растительного происхожде­ния имеет долгую историю в Центральной Америке у ацтеков, майя и ольмеков . Самые знаменитые из этих растений - мекси­канский кактус (пейот ), священный гриб (теонипакатль ) и не­сколько видов Ipomoae , которые дают «семена утреннего сия­ния» (ололики ). В обрядах африканских племен используется вытяжка из Tabernantheiboga . Южноамериканские племена бассейна Амазонки готовят сильное психоделическое средство, основной составной частью которого является сок тропической лианы Banisteropsis . В шаманскую практику у некоторых наро­дов Сибири, таких как коряки, самоеды, чукчи, входит ритуаль­ное употребление в пищу мухомора.

Как пишет Олдос Хаксли в своем эссе «Небо и ад», многие люди под воздействием психоделических средств испытывают состояния экстатического восторга и крайнего ужаса, неотличи­мые от описанных в священных книгах мировых религий. Воз­можность смоделировать эти религиозные и мистические сос­тояния сознания в лабораторных условиях и сделать их предме­том непосредственного изучения предлагает заманчивую воз­можность заглянуть в глубины психологии и психопатологии религии.

Наиболее интересным аспектом воздействия психодели­ческих средств на человека является их способность без всякого программирования и руководства вызывать глубокие пережи­вания смерти и повторного рождения и облегчать духовное про­зрение человека. Человеческое подсознание, активизированное химическими стимулами, проявляет тенденцию к спонтанному воспроизведению опыта смерти, который может иметь резуль­татом трансцендентное состояние сознания. После преодоления наиболее поверхностных уровней психоделического опыта - сенсорного барьера и уровня биографически детерминирован­ного содержания - сознание подопытного индивидуума фоку­сируется на проблемах непрочности существования, на ощуще­ниях физической боли, эмоциональной агонии, на явлениях старения, физической дряхлости и, наконец, на смерти и уми­рании. Для этой стадии процесса характерно сосредоточение на всем, что связано со смертью: видения умирающих людей, эпидемий, сцен войны, опустошения, кладбищ и похорон. Одна­ко наиболее важным элементом процесса является крайне реалистичное ощущение полного биологического кризиса, сопоставимое с истинным умиранием. Часто подопытные теряют представление о символическом характере этих переживаний и приходят к иллюзорному убеждению в приближении своей биологической смерти. Это потрясающее проникновение в глубины человеческого существования имеет два важных последствия: первое - это глубокий экзистенциальный кризис, заставляющий человека задаться всерьез вопросом о смысле жизни и произвести переоценку своей собственной системы ценнос­тей.

Непомерное честолюбие, конкурентные устремления, жажда славы, власти и обладания постепенно исчезают при осознании неизбежного окончания любой человеческой драмы физичес­кой аннигиляцией. Вторым важным следствием является откры­тие спиритуальных сфер подсознания, существенной части структуры человеческой личности, независимой от расового, культурного и религиозного фона. Таким образом, эти проявле­ния относятся к области коллективного бессознательного (в терминологии Юнга) и могут рассматриваться как архетипические .

Конфронтация со смертью - это только один из аспектов психоделического опыта. Второй важный аспект - борьба за жизнь, которую многие воспринимают как повторное пережива­ние родовой травмы.

В процессе «смерть - повторное рождение» опыт умирания, собственного рождения и рождения ребенка тесно перепле­тены. За цепью чрезвычайных физических и эмоциональных страданий следует освобождение: рождение или возрождение с видениями ослепительно белого или золотого света. В резуль­тате возникает чувство разрушения прежней структуры лично­сти и появления новой. Эти состояния сознания поражают сходством с древними описаниями инициации в шаманстве, посвятительных обрядов, храмовых мистерий, экстатических религиозных таинств.

Многочисленные и сложные феномены психоделического процесса «смерть - повторное рождение» иногда имеют про­явления, которые испытуемые воспринимают как стадии биологического рождения. В завершенном процессе психоделической терапии пациент должен несколько раз пройти все эти стадии в разной последовательности.

Первая фаза психоделического процесса на этом уровне мо­жет быть названа «космическим поглощением». Ее часто связывают с началом родового процесса, когда исходное равнове­сие внутриутробного существования нарушается сначала хими­ческими сигналами, а затем сокращением матки. Опыт «косми­ческого поглощения» начинается с всеобъемлющего чувства беспокойства и ощущения опасности для жизни. Источник опасности неясен; для индивидуума характерно параноидальное восприятие непосредственного окружения и всего мира. Все возрастающее беспокойство обычно кончается ощущением гигантского засасывающего водоворота. Часто встречающийся символический вариант этой фазы - поглощение индивидуума устрашающим чудовищем: драконом, китом, тарантулом, ось­миногом или крокодилом. Другой символический вариант - нисхождение в подземный мир и встречи с его опасными обита­телями. Проводится отчетливая параллель с эсхатологическими видениями разверстой пасти бога смерти, врат ада, с героем, спускающимся в подземный мир. Изгнание из рая и тема падения Ангела также принадлежит к этой фазе опыта.

Вторая фаза - опыт «безысходности» связывается с первой клинической стадией процесса родов, на которой сокращения матки уже начались, а шейка матки еще закрыта. Мир кажется темным и угрожающим, человек воспринимает ситуацию как клаустрофобический кошмарный сон и испытывает жестокие душевные и физические муки. Конца агонии не видно. Челове­ческое существование кажется лишенным смысла, абсурдным и даже чудовищным. Основными чертами, отличающими эту фазу от следующей, являются концентрация на роли жертвы, невозможность спасения и безвыходность ситуации. Многие испытуемые говорили о том, что это состояние может быть пси­хологическим прототипом ада.

Третья фаза опыта на этом уровне - это «борьба со смертью за возрождение». Многие из аспектов этого состояния можно понять, связав его с второй стадией родов, когда сокращения матки продолжаются, а шейка открывается. В это время начинается медленное проталкивания плода через родовой ка­нал, сильное механическое сжатие, борьба за жизнь и часто удушье. На последних стадиях родов плод входит в непосред­ственный контакт с разнообразным биологическим материалом: кровью, слизью, околоплодной жидкостью, мочой и даже экск­рементами. Опытные состояния в этой фазе довольно сложны и имеют ряд важных проявлений: атмосфера титанической борь­бы, садомазохизм, различные извращенные формы интенсивно­го сексуального возбуждения, скатологические образы и эле­менты очищения пламенем (пирокатарсис ).

Индивидуум в этой фазе ощущает мощные потоки энергии, проходящие через его тело, аккумуляцию огромных сил, разре­шающуюся взрывом. Это обычно вызывает ассоциации с обра­зами разбушевавшейся природы, сценами апокалиптических битв, убийственной техникой. В актах разрушения и саморазру­шения выделяется и поглощается огромное количество энер­гии. Временами сексуальное возбуждение достигает сверхъ­естественно высокого уровня и выражается в видениях оргий, различного рода извращенной сексуальной активности, чувст­венных танцев. Тесное соприкосновение с омерзительной живой материей вызывает к жизни скатологические образы. Инди­видуум может ощущать, что он барахтается в нечистотах, то­нет в сточной канаве, ползает в гниющих отбросах и пьет кровь. За этим часто следует ощущение прохода через очис­тительное пламя как подготовка к духовному возрожде­нию.

Эта фаза опыта отличается от предыдущей отсутствием ощущения беспомощности и безнадежности ситуации; страда­ние имеет определенную цель. Сопутствующая эмоциональная окраска - смесь агонии и экстаза. Образы, возникающие в этом контексте, отражают борьбу между силами добра и зла, напри­мер, видения судного дня, искушения святых и смерти мучени­ков.

Странная смесь религиозности, смерти, секса, агрессивнос­ти и скатологии , типичная для этой матрицы, объясняет частое появление образов, связанных с богохульными обрядами Валь­пургиевой ночи и сатанинских оргий или зверствами инкви­зиции.

Фаза «смерть и повторное рождение» связана с третьей клинической стадией родов. Проход через родовой канал завер­шается взрывом облегчения и релаксацией. Перерезание пупо­вины означает полное физическое отделение от матери, и ребе­нок начинает существование как анатомически независимая особь.

«Смерть и повторное рождение» представляет собой окон­чание и разрешение «борьбы со смертью за возрождение». Стра­дания и агония доходят до кульминационного момента полного разрушения на всех уровнях: физическом, эмоциональном, ин­теллектуальном, моральном и трансцендентальном. Это обычно рассматривается как смерть Эго, которая включает в себя мгно­венное разрушение всего предыдущего опыта личности. За этим моментом часто следует видение ослепительно белого или золо­того света, чувство освобождения от давления, ощущение расширения пространства. Окружающий мир становится неописуе­мо прекрасным и сияющим. Человек чувствует себя очищенным и свободным, говорит об искуплении и спасении. Многочислен­ные образы выхода на свет из тьмы (разверзающихся небес, бо­жественного откровения, побежденных драконов и демонов, плененного дьявола, разрушенного ада) и финальная победа чистого религиозного импульса выражают это состояние созна­ния.

В процессе посвящения у шаманов за расчленением и уни­чтожением тела следует восхождение в небесное царство в но­вом теле; мифологической параллелью является воскрешение или оживление умершего бога.

Если описанный выше психоделический опыт можно упо­добить стадиям родового процесса, то мистические пережива­ния космического единства, очевидно, связаны с первоначаль­ным единством плода и матери. При отсутствии отрицательных стимулов условия внутриутробного существования близки к идеальным, включая полную защищенность и безопасность и постоянное удовлетворение всех потребностей. Основная черта этого состояния - трансценденция : преодоление дихотомии между субъектом и объектом, чувство святости, выход из гра­ниц времени и пространства, невыразимое счастье, причастность к Космосу. Архетипические видения в опыте космического единства - рай, небесные города, райский сад, сияющие боже­ственные существа. Это состояние также часто ассоциируется с морскими пейзажами и галактическими пространствами. Как и в предыдущих примерах, эти образы относятся к категории коллективного бессознательного и не зависят от расовой, культурной и образовательной предыстории субъекта. Ряд явлений психоделического опыта может быть отнесен к категории транс­персонального . Это идентификация сознания индивидуума с сознанием других людей, животных, разных существ, которые в нормальных состояниях сознания явно находятся вне его пре­делов. Часть опытов этой категории может быть интерпретиро­вана как регрессия исторического времени и исследование соб­ственного биологического и духовного прошлого. В психодели­ческих состояниях нередко переживаются вполне конкретные и реалистические эпизоды, связанные с эмбриональной па­мятью.

Многие описывают последовательности ощущений, пережи­ваемых на уровне клеточного сознания и, очевидно, являющих­ся отражением существования индивидуума в виде сперматозо­ида или яйцеклетки в момент слияния. Иногда регрессия идет еще дальше, и человек «вспоминает» эпизоды из жизни своих предков и даже видит образы из области расового или кол­лективного бессознательного.

В некоторых случаях под воздействием ЛСД человек идентифицирует себя с разными животными в эволюционном ряду или имеет отчетливое ощущение «воспоминаний» о предыдущих воплощениях.

Другой интересный феномен трансперсонального опыта - преодоление не временных, а пространственных границ. При­мером служит слияние с сознанием другого человека или группы людей, населения целой страны и даже всего человечества. Индивидуум может также выходить за рамки специфически человеческого опыта и сливаться с сознанием животных, расте­ний и даже неодушевленных предметов. В крайнем проявлении сознание человека отождествляется с сознанием всего миро­здания, планеты или всей материальной вселенной. Другое явление, связанное с преодолением обычных пространственных ограничений, - это идентификация с сознанием определенных частей тела, некоторых органов, тканей и даже отдельных кле­ток.

К важным проявлениям трансперсонального опыта, свя­занным с преодолением пространственно-временных гра­ниц, относятся феномены экстрасенсорного восприятия, та­кие как внетелесный опыт, предвидение, телепатия, яснови­дение и яснослышание , путешествия во времени и простран­стве.

Складывается впечатление, что в большой группе явлений, имеющих отношение к трансперсональному опыту, сознание выходит за пределы феноменального мира и пространственно-временного континуума в том виде, как мы их воспринимаем в норме. Часто наблюдается опыт общения с духами умерших людей и сверхчеловеческими спиритуальными сущностями. Воздействие ЛСД также вызывает многочисленные видения архетипических форм - божеств и демонов и даже сложные мифологические последовательности. Интуитивное понимание универсальных символов или пробуждение внутренней косми­ческой энергии и активация центров физического тела (чакр ) являются дополнительными примерами из этой области. В крайнем выражении индивидуальное сознание как бы охватывает всеобщее существование и отождествляется с Мировым разумом. Завершенный, полный трансперсональ­ный опыт - это опыт таинственной изначальной пусто­ты (Вакуума), содержащей все живое в зародышевой форме.

Эпилог

В период быстрого развития материалистической наукиверования и концепции экзотерических религий счи­тались наивными и абсурдными.

Только теперь мы снова видим, что мифологии и концепции Бога, рая и ада имеют отношение не к физическим сущ­ностям - событиям, происходящим в определенное время в определенной географической точке, а к психическим реалиям измененного состояния сознания. Эти реалии являются неотъемлемой частью человеческой личности и не могут быть подавлены и отвергаться без серьезного ущерба для качества жизни человека. Для полного осмысления природы человека необходимо признать их существование и изучать их. Руководством в этом исследовании могут служить традиционные представления о загробной жизни.

В настоящее время существуют яркие клинические свиде­тельства в пользу положений религии и мифологии о том, что биологическая смерть - это начало существования сознания в новой форме. «Карты» начальных стадий этого существова­ния, содержащиеся в мифологической литературе, оказались необычайно точными (хотя насколько точны описания более поздних событий загробной жизни, до сих пор неизвестно). Как бы то ни было, эта древняя мудрость имеет другое непосредст­венное и поддающееся проверке значение - ее отношение к жизни.

Столкновение со смертью в ритуальном контексте или выз­ванное эмоциональным или физическим кризисом может в обоих случаях погасить страх смерти и привести к трансформации, то есть к более просвещенному и приносящему удовлет­ворение образу жизни.

Состояние духовного кризиса у шизофреников, когда в них включаются элементы процесса «смерть - повторное рождение», могут при правильном их понимании стать уни­кальным моментом духовного роста и созидания. Сходным образом опыт смерти и возрождения, вызываемый примене­нием психоделических препаратов, может в некоторых случаях радикально изменить отношение человека к смерти и умиранию, облегчить боль и страдания, привести к духовному прозре­нию.

Тибетская религиозно-философская традиция усиленно подчеркивает необходимость учиться и готовиться в жизни, чтобы в будущем суметь отличить чистый свет истины от иллюзорных состояний непросвещенного сознания и чтобы смятение, сопутствующее смерти, не помешало сделать пра­вильный выбор. По этой и многим другим традициям человек должен прожить жизнь, постоянно отдавая себе отчет в своей смертности, а его цель и победа в жизни - сознательная смерть. Такое понимание взаимоотношения жизни и смерти может помочь разрушить негативное отношение к вере в посмертное существование, которое до недавнего времени держало Запад в тесных объятиях.

Перевод с английского

И. Тихомировой

Адские муки и их вечность - популярнейшая тема на любом богословском православном форуме. Каждый месяц с завидной регулярностью будет появляться новый участник форума, который с нуля создаст новую тему "неужели адские муки вечные"? Да, адские муки - та самая мысль, которая шокирует обывателя при первом контакте с ней. Слово "мука" нам понятно и по земной жизни. Но добавь к боли бесконечность, и наш ум теряется в обрушившейся на нас лавине смыслового кошмара. И ум отчаянно пытается победить слова "вечный" и "бесконечный". Потому что надежда - дороже воздуха.

Как ни странно, адских мук боятся люди совестливые, люди, ищущие Бога. Тому, кто высмеивает все духовное и не верит в существование жизни после смерти - не страшно. Таковому бросается в глаза ироничность ситуации - "люди сами себе придумывают будущие муки, сами же и пугаются своих фантазий".

И потому первый вопрос - а существуют ли адские муки?

Да. Потому что каждый может их увидеть уже сейчас. Эти муки многолики. Предбанник ада можно посетить уже сегодня (хотя и не дай Бог). Ад можно увидеть в глазах наркомана, ад холодным ужасом стынет в глазах человека, готовящегося к суициду. Тусклый отсвет ада виден в пьянице, в драчуне, в опустившемся человеке без принципов. Побывать в компании с таковыми - пройти мимо раскрытых адских врат. Душа чутка и в присутствии таких людей сжимается от страха, так как тонка дверь между нашим миром и преисподней у людей падших. Посмотри в холодно-пустые глаза киллера и тебя обдаст ей - адской пустотой. Так равнодушно и немигающе паук смотрит на свою жертву. Зайди в квартиру к запойному пьянице, вдохни кислый запах рвоты с перегаром и посмотри на обшарпанные стены. Тлен, разложение, пустота - все это про ад.

Если мы честны, если мы последовательны - мы заметим одну важную особенность. Во всех нарисованных мной жутких картинах человеческого падения нет вины Бога. Бог очень хочет, чтобы пьяница не пил, а наркоман - не кололся, драчун - не дрался, а киллер - не убивал.

Каждый раз ад наступает тогда, когда человек делает что-то наперекор здравому смыслу и занимается причинением вреда самому себе.

Стоп, стоп - скажут многие.

А ну как ты родился у наркоманов или работы у тебя нету, или ты просто живешь в тяжелых условиях? Думаю, многие согласятся, что в сложных невыносимых условиях как-то вот невольно ожесточаешься сердцем. Так получается, иной раз наша проблема в отношениях с Богом в том, что он не дает "должных условий для спасения"? Хорошо, тогда давайте вычислим период существования этой планеты, когда условия были идеальны. Может, они были идеальны во времена рождения самого Христа? Ведь апостолам, можно сказать, повезло?

И да и нет. У апостолов не было смартофонов. У апостолов не было интернета. Они жили рыбалкой и примитивным ремеслом. Это очень "неромантичное" время. Когда цена ошибки - жизнь. Будучи рыбаком, ты не романтик. И жизнь уже понял. И вот к тебе подходит Некто и зовет за собой. И они, "оставив сети, последовали за Ним". А насколько это реально? Это подвиг наивной веры. Когда сердце настолько чутко, что опознало в человеке Иисусе - Бога и Христа Спасителя. Это, строго говоря, трудно. Мы знаем имена победителей. Но Евангелие упоминает и проигравших. Отошедших от Иисуса после некоторых Его проповедей. Трудно пойти за незнакомцем в неведомое "далеко", ведь узнать, что оно "прекрасное" ты сможешь только после смерти.

А времена мучеников? Вот ты - отец. У тебя дети. И ты их горячо любишь. И знаешь - без тебя им конец. С голоду умрут. И тебя хватают по доносу как христианина и принуждают принести жертвы идолам. В общем, ты не глуп и понимаешь - убьют. Что будет с детьми? С женой? Ладно - ты сам, но дети!?

Сам ты лично Иисуса не видел, кучу книг по богословию не читал. Про Иисуса услышал от проповедника. Сердце екнуло, загорелось, принял крещение, христианином стал. Но вот пришло время проверить твою веру. Не отрекся. Убили. Закопали в общей могиле, так, что и имени твоего церковь не узнала. А ты - был.

Многие отрекались. И язык не поворачивается их винить. Жизнь - это дар, это ценность. И нужна какая-то просто пламенная святая любовь ко Христу, чтобы доказать верность до смерти. Поэтому церковь так чтит мучеников. Как предательство - нижайшее преступление, так мученичество - высочайший подвиг верности. Но отрекшиеся были. И их было не "один-два". Быть верующим и отречься - тяжелейший грех. Можно ли сказать, что мученикам "повезло", а отрекшимся - нет?

А времена ересей? Их и сейчас хватает. Просто посчитайте, сколько людей родились в другой вере, другой деноминации, сколько людей живут в откровенной ереси. Пусть при этом они живут в хорошем доме в Оклахоме, но ходят при этом в церковь, которая ну очень далеко отошла от традиций христианства.

Мысль понятна. Спасаться никогда просто не было. Победителей всегда меньше. Единичные святые, избранные Богом - были. Но основываться на единицах против миллионов "обыденных" судеб - неверно. Спасение всегда было делом сложным. И потому столь важным становится вопрос о вечности ада.

Я выработал собственное отношение к этому вопросу. Я для себя решил, что слова Евангелия (прямые слова Христа) - верны. Ад в самом деле вечен. Но - с рядом важных уточняющих мыслей.

Кто достоин ада?

Это один из самых главных вопросов. Я для себя нашел ответ - "тот, кто никогда не оказывал милость". Проще говоря, не умеющий любить. Черствый человек, живущий только для себя. Ну и тот, кто разрушил самого себя страшными пороками вроде пьянства.

Конечно, я должен обосновать свою позицию. Ведь в Православии есть и мнение о мытарствах, на которых испытываются ВСЕ грехи человека (ведь я делаю акцент именно на неумении любить). Почему я делаю такой акцент на милости и на отсутствии или наличии доброты?

Потому что, по моему мнению, слово "суд" - немного не точно передает смысл. Мне думается, что за гробом происходит не столько "суд", сколько "тест" личности, пришедшей из зоны карантина. Представьте себе, как больного привозят с зачумленной планеты и врачи в изоляторе делают анализы крови, чтобы определить - болен ли прилетевший?

В чем же тут отличие, спросите Вы? Отличие в том, что суд наказывает за преступления. В каком-то смысле этот вариант лучше для нас. Если мы не осознаем себя совершающими преступление - мы можем быть спокойны. Мы не обязаны любить судью и вообще - суд и обмануть можно.

Тест - понятие более жесткое. Одновременно оставляющее Бога в положении бесконечно любящего и милосердного. Проще говоря, понятие "теста" совмещает вечность ада с милосердием Божьим. Потому что тест выявляет - пригодны ли мы для жизни в Царстве небесном?

Ну хорошо. И как это понять?

Давайте представим себе, что мы отдаем ребенка в музыкальную школу. Сначала - прослушивание. Чего будут ожидать педагоги? Что у ребенка будет чувство ритма (он должен повторить за педагогом несложный ритм), что у ребенка есть слух (ребенок должен будет повторить ноту за педагогом, спеть ее). Ребенка можно назвать музыкантом? Нет. Но у него есть потенциал. Его можно обучить. У него есть, что называется, талант.

Вот земная жизнь - это "прослушивание" перед жизнью загробной. В условиях, "приближенных к боевым", мы показываем, как мы умеем делать нечто главное для неба. А что для неба главное? Чем характеризуется Рай? Какое умение, если угодно, главное в Раю? Эврика. Умение любить. Святая любовь объединяет живущих в Раю. И потому пусть человек падает, но если он ползком ползет и ползет РАДИ ЛЮБВИ (к Богу и людям) - у него есть "небесный слух", с ним "можно работать".

А если за всю жизнь человек не показал даже тяги и желания любить? Жену или мужа бросил при первых трудностях, про престарелых отца и мать - забыл. Если уж родных не любит, как можно ожидать, что полюбит кого-то еще? Что такой человек услышит на частном суде? "Виновен"? Скорее "Он не готов". Кстати, эту фразу очень часто слышали люди в состоянии клинической смерти. Для Рая можно быть "не готовым". Это и есть формула осуждения. Вынесенная бесконечно любящим Богом.

Наверное, тут можно встрепенуться и сказать "ну как же, а если человека просто простить и принять в святое сообщество"? Я предполагаю, лишь предполагаю, что душа - это не компьютерная программа, которую взял да и переписал. Душа обладает некой, если угодно, структурой. Как пальцы пианиста становятся длинными и изящными, как мышцы атлета - сильными, душа тоже развивает некие "чувствующие" части. И если человек не любил при жизни, причем не любил именно святой, небесной любовью, он родится в вечность (умрет телом, но родится духом) с крошечным, съеженным сердечком. Он просто не в состоянии будет выдержать Рай.

И кто тогда во всей этой вселенской схеме Бог? Христиане называют Бога "добрый пастырь" - пастух. Но у нас есть прекрасное, современное, соответствующее слово - "репетитор". Впереди - космический экзамен, где проверяется умение любить.

И сегодня Бог говорит "Я научу тебя любить, только слушай мое слово и выполняй мои заповеди... они все - про любовь. Я сам буду принимать экзамен и знаю заранее, какие вопросы Я задаю. И говорю тебе сегодня - возлюби Бога и ближнего как самого себя и будешь жить вечно". Любовь вмещает в себя все. Любящий и полный этого чувства не будет "освящать руку свою ударом" о чужие лица, не будет злословить, сплетничать, радоваться чужой беде и чужому неверию, не будет похож на озлобленного волчонка.

"Отойдите, не знаю вас" - многим скажет Господь. Мы можем оказаться в этой горестной толпе. Вроде и кресты на себя клали, и цитаты святых репостили, и умные духовные мысли лайкали. Но святая правда в том, что согласие с мыслью не делает наше сердце больше. Согласие и лайк под картинкой с атлетом не вырастит мышцы у меня! Сердце должно нудиться на любовь, тренироваться. И этому покорны любая жизнь и любой кошелек. Не надо быть богатым или бедным, больным или здоровым. Любить можно в любом состоянии и в любом социальном положении. Бог не будет с нас спрашивать невыполнимое.

Как тренироваться? Да просто. Увидел мысль, с которой не согласен - промолчи. Оскорбили тебя - промолчи. Увидел человека знакомого - порадуй комплиментом, приятным словом. Увидел нищего - копейку да подай. Есть в семье умершие близкие - пойди в храм, закажи сорокоуст за упокой, яви любовь к умершему (и докажи ее, пожертвуй временем и рублем). Не грузи и не мучай никого своими проблемами, но будь готов выслушать собрата, вытри чужие слезы. Не получилось - сорвался, нагрубил, лишнего наговорил - покайся, извинись, заставь собственное сердце заплакать, представь себе чужую боль и посочувствуй ей.

И тогда вечный ад будет не про нас...

«Там - как и везде, - якобы говорил Юлий Цезарь Клеопатре, имея в виду потусторонний мир, - главное, не бояться». Не будем спорить с точкой зрения великого полководца. Но вот если не бояться, кого же тогда устрашит ад? Наверное, в аду должно быть как минимум жутковато. А вот как именно? На этот счёт существует богатая литература. Давайте заглянем в неё. Ведь некоторые авторы пытались ответить на вопрос, как там - по ту сторону…

Лёд и пламень

Представления древних греков интересны тем, что у них в загробное царство мрачного Аида нельзя было прибыть бесплатно. Перевозчик душ умерших Харон требовал мзду в один обол - такую монетку родственники клали умершему под язык. Правда, о том, что Харон делал с деньгами, история умалчивает, да и это вымогательство продолжалось недолго. Вскоре Аид запретил Харону брать деньги. Очевидно, это был первый случай борьбы с коррупцией «сверху». Но о загробном царстве у греков мы узнаем немного. Какая-то тоскливая равнина да река забвения Лета - вот, по сути, и всё, никаких красочных подробностей. Поэтому в Древней Греции задерживаться не будем. Направим нашу машину времени к новым эпохам.

Фра Анджелико. "Страшный суд" (фрагмент "Ад"). Около 1431 года

В 1621 году в Милане вышла книга профессора Антонио Роуски, посвящённая аду и демонам. В этом обширном (более 600 страниц) труде, снабжённом для солидности предисловием, введением и вступлением, профессор развенчивает лженаучные взгляды многих предшественников. Подумать только, они искали ад то на Северном или Южном полюсе, то в кометных хвостах, то на Луне. Сущий вздор, авторитетно заявляет профессор, ничего подобного. Ад находится в центре Земли, в области вечного пламени, и незачем наводить тень на плетень в столь ясном вопросе. Сомневающиеся могут проверить лично - пожалуйста, попасть туда можно через жерла действующих вулканов. Впрочем, и сам профессор Роуски испытывал определённые затруднения. Так, ему было трудно согласовать заслуживающие доверия свидетельства о том, что в аду грешники страдают не только от нестерпимого жара, но и от пронизывающего холода. Как же так, задаётся вопросом достойный учёный. Огонь не может порождать холод, воду в котелке он согреет, а не остудит ещё больше. Но, поломав некоторое время голову, профессор находит изящный выход: «Если Бог может создать огонь, в его силах получить из него и мороз». Не придерёшься. Хотя и в современных холодильниках получают холод из тепла, больше не из чего, так что общий принцип верен. Но ведь и огонь надо из чего-то получать.
Радикально решил этот вопрос англиканский священник Суинден из графства Кент, который додумался разместить ад прямо на Солнце. В самом деле, огня хватит.

Вокруг вечности

А вот придворного инфернолога (специалиста по аду) - баварского курфюрста Максимилиана - Иеремию Дрекселя в 1631 году заинтересовала другая проблема - о вечности адских мук. Почему это они вечные? А как же, отвечает знаток. Судите сами: ведь грешники, страдая, возносят хулу на Бога и тем совершают новый грех, а потому и наказываться должны постоянно. Логично. Если, скажем, преступник, находясь в местах лишения свободы, совершит там новое преступление, ему добавят срок, верно? Почему же в аду должно быть иначе?
Потруднее оказалось разобраться с тем, что такое, собственно, вечность. Дрексель предлагает образные решения. Представьте себе, пишет он, огромную гору до самого неба, состоящую из крошечных песчинок. Каждые 100 миллионов лет одну песчинку уносит воробей. Вечность продолжается до тех пор, пока последняя песчинка не будет унесена. Или муха пьёт океан по капле… Красиво, но в таком случае вечность, по Дрекселю, получается хоть и очень долгой, но всё же конечной. И куда деваются унесённые воробьём песчинки и выпитая мухой вода? Жаль, что уважаемый инфернолог не сделал следующего логичного шага, добавив к своим рассуждениям всего одну строчку - «И всё начинается сначала». Тогда он гениально предвосхитил бы взгляд на сущность времени астрофизика наших дней Роджера Пенроуза.

Секреты адской кухни

Это все хорошо, но как же выглядит ад? Развёрнутую картину даёт в своей книге, вышедшей в 1670 году, советник при брауншвейгском и люнебургском дворе Юстас Шоттель. Его ад систематичен и чётко регламентирован. В центре находится огромное огненное колесо. На ступице указано, что вращается оно вечно. Простим советнику это допущение, ведь Парижская академия наук отказалась рассматривать проекты вечных двигателей лишь в 1775 году! Колесо совершает один оборот за миллион лет. На его спицах расписано, какие конкретно муки ждут грешников: голод, жажда, зловоние, горящая смола, зубовный скрежет и тому подобное. Шоттель приписывает каждому виду мучений точную длительность. В смоле гореть тысячу лет, скрежетать зубами 100 тысяч лет. По ободу колеса перечисляются муки душевные: раскаяние, отчаяние, ужас. Шоттель определяет даже позы грешников. Сто лет на правом боку, тысячу на левом, 20 тысяч на спине, 100 тысяч на животе, и все сначала.

Адольф Уильям Бугро. "Данте и Вергилий в аду". 1850 год

В 1861 году в Лондоне издали книгу английского иезуита отца Фернисса под названием «Вид ада». Там он сообщает кое-что новенькое. Как наказываются непослушные подростки? Вот, к примеру, одна шестнадцатилетняя девочка красила лицо и посещала танцевальную школу. Мало того, по воскресеньям она не в церковь ходила, а гуляла в парке! Это уж ни в какие ворота не лезет. Стоит ли удивляться справедливости назначенного ей наказания - вечно стоять босиком на раскалённом железе… Или другая девочка, которая вместо мессы пошла в театр. Лучше бы передумала, а то после театра попала в кровавый (в буквальном смысле) цирк отца Фернисса. В её в жилах вечно кипела кровь, а в костях - костный мозг.

Не смотрите на лукавого

Мало-помалу читатели привыкли к зубовному скрежету и перестали пугаться. Но, как ни крути, пугать чем-то надо. И вот итальянский монах-доминиканец Батиста Манни в 1677 году написал свою книгу. В ней он уверяет, что страшнее всяческих мук сам вид чертей. Очевидно, сей автор не знал русской поговорки, гласящей, что не так страшен черт, как его малюют. Манни ссылается на святую Катарину, которая заглядывала в ад во сне и заявляла, что лучше бы ей по раскалённым углям бродить, чем черта увидать. Есть ещё свидетельство некоего господина, повстречавшего двух чертей и решившего нырнуть в озеро расплавленного свинца, нежели увидеть третьего.
Несколько раньше, в 1616 году, французский каноник Франсуа Арнольт в книге «Чудеса потустороннего мира» лихо расправился с виновными в «преступлениях любви». Начал он, как и пристало галантному французу, с женщин. «Забудьте о белилах и румянах, распутные дамы! - восклицает он. - Что вы скажете, когда черти под трубный вой и мерзкий хохот потащат вас обнажёнными по площадям ада на потеху толпе?» Однако несправедливо было бы упрекать каноника в женоненавистничестве. Мужчинам, пренебрегшим «облико морале», от него тоже досталось. Вместо ложа любви им предстояло возлежать на раскалённой плите, а вместо объятий возлюбленных ждали их объятия огненных змеев, тоже по-своему пылких. То есть вдыхающих им в уста серные газы, которые жгут грешников изнутри.

Соблазны Эдема

Однако что это мы всё о мрачном. Ад и ад, а что же в отношении рая? Тут обратимся прежде всего к тому же Франсуа Арнольту. Адом он не ограничивается, описывает и рай. Правда, рай у него мало чем отличается от современной ему Франции. Тот же махровый феодализм сверху донизу. Ангельские чины - маркизы, графы, бароны и т.д. по табели о рангах, простые праведники - народ. Он, как ему и свойственно, ликует, а что ему ещё делать, когда нет ни земных забот, ни тревог, ни труда ради хлеба насущного. Дворец короля (в этой роли, естественно, Господь) семиэтажный, причём вход на каждый этаж охраняется ангелом в чине капитана. Во дворце 1200 окон. Но это не просто окна, а как бы звёзды, а самые большие - Солнце и Луна. Хотя Солнце здесь в общем-то ни к чему, поскольку сияние тел праведников в семь раз сильнее. Зато на беспрерывных пирах подаётся дивный напиток, по вкусу превосходящий любые изысканные вина. Оно, конечно, славно, да только обидно как-то. Приходишь на пир, а на столе одни бокалы.

Микалоюс Чюрлёнис. "Рай" 1909 год

Другой автор, испанский иезуит Энрикес, в 1631 году уделил большое внимание эстетическому аспекту рая. Женщины у него там одеты по последней моде того времени. Балы следуют один за другим сплошной чередой. Девственницы поют благозвучнее оперных див, причём не умолкая ни на минуту. Рай всегда пронизан этой сладчайшей музыкой. Сегодня музыка, завтра музыка, через тысячу лет музыка. Так и свихнуться недолго. Или попросить отпуск в ад, немного отдохнуть…
Но, пожалуй, самое изысканное наслаждение для праведников в раю придумал шотландский проповедник Томас Бостон (1672-1732 годы). Они созерцают столбы дыма, поднимающиеся из ада, и злорадствуют по поводу участи грешников. Хотя ведь каждый представляет рай как место, где ему самому было бы хорошо, не так ли?